Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души36 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Квашнин Владимир (Охотник)

От сердца к сердцу

Отшельник Ещё чадит сгоревшая нодья, В тумане спит звезда над перекатом... Светает... А куда от комарья Я мог уйти тогда, в шестидесятом? Когда, как зверь, бежал глухой тайгой В лесной залом, зализывая рану, Оставив за простреленной спиной Ту, о которой думать не устану. Рассыпалась трескуче головня, Взметнулись искры роем золотистым... И ветер вновь доносит до меня: "Артисты едут! Слышите, артисты!" И вот она - улыбка, смех, глаза Бездонней, чем на глянцевой обложке, В них целым морем плещет бирюза - Небесный ангел с грациею кошки! Я никого так в жизни не любил. Я пил любовь, как сладостную муку. Я за неё... прохожего убил... Одним ударом! В голову! За "суку"... Исчез вагон. Погас и огонёк Пустых надежд, врагов, друзей и близких - Не промахнулся ВОХРовский стрелок, Шальною пулей вычеркнул из списка. И я, заткнув рубахою прострел, Полз в багульме, слабея от потери... Охотник-манси, он и усмотрел И с бубном предка бился до истерик. Он взял мой грех. И дом его - мой дом: Забытый край, укутанный туманом И тусклым, как лампада, ночником Чужой звезды в ветвях, над балаганом... И все-таки печаль моя светла, Здесь - ни войны, ни подлости, ни фальши И от молитв достаточно тепла Жить за троих, Его любовью, дальше... Он умер у меня на руках 10 ноября 2008 года. Ручеёк Под березкою за садом, Приподняв спиной туман На коленках, пятясь задом Выполз мокрый мальчуган. Подскочил, да за дорогу, Там утята, он от них, Замочил ромашке ногу И застенчиво притих. Не грусти, дружок, не надо, Вот лопатка, мы с тобой, Быстро руслице вдоль сада Прокопаем за избой. И к родимой маме - речке, Заждалась уже поди. Собирай свои колечки и давай-ка впереди. А вот тут давай в низинку.… Так, минуя бугорки Протоптали мы тропинку И добрались до реки. Загрустилось мне у тына, Вроде б что? - К реке сходил…, А такое чувство - сына В жизнь сегодня проводил. Золотой запас Геологам Сосьвинской ГР экспедиции, Полярно-Уральской ГР экспедиции, Северной партии Североуральской ГРЭ посвящается. А над Саранпаулем снова льют дожди, Горы затуманены, значит, борт не жди. Не ходи и не встречай в этот поздний час, Лучше дочку укачай, расскажи о нас. В тихой мороси дождя дремлет бивуак, В небе плачет, уходя, журавлей косяк. На походном столике посреди бумаг Мокрыми страницами шепчет Пастернак. Все маршруты пройдены, выполнен приказ - Мы нашли для Родины золотой запас. Ну, а если без прикрас, - это просто труд, Пот соленый десять раз выжмешь за маршрут. Барабанит дождь в брезент, костерок погас, Почему ж ты, президент, позабыл о нас? Ни зарплаты, ни жилья - лишь одни долги. Ты хотя бы добрым словом, Вова, помоги! Здесь - Урал, а не Памир, вот ведь в чем вопрос. Здесь нельзя послать в эфир телеграмму СОС, Здесь - другая высота и другой расклад, Здесь не просят у Христа ради и назад... Дома жены-матери нас с любовью ждут, Встретят белой скатертью и к груди прижмут. Пусть мы некрасивые, синева у глаз - Самые счастливые женщины у нас! Нас по жизни не сломать и не свить колец, Нас таких родИла мать, воспитал отец. И пускай мы не видны, я скажу о нас: - Вот такие для страны - золотой запас! Минутка Светлая память ребятам погибшим в первой чеченской 95 года. Я сегодня друга провожал, С другом мы еще со школы вместе, Он в гробу запаянном лежал, Тот же ящик, только с цифрой 200 А вокруг такая красота, Бабочка застыла на ладони И висит в утробе блок-поста, Его каска, и пробитый броник. Припев: Нам война, пацанам, казалась шуткою Даже площадь здесь зовется Минуткою Почему, скажите мама, убивают нас Мы же только выполняем Родины приказ. Нам бы тех, кто растащил страну В Беловежской, мы бы их спросили Почему вы разожгли войну Между нами в матушке России Разве вам не снятся по ночам Души искалеченные наши Будет Божий суд и палачам, И воздастся за деяния ваши. Родина, как нам тебя понять Разве мы об этом, так мечтали Почему нас надо убивать Мы же только жить еще начали Почему ты вроде бы любя, Так жестокосердна с сыновьями?... Почему мне стыдно за тебя А не ты стыдишься перед нами. Меж русским небом и землею русскою Много песен о Родине сложено и написано светлых стихов, пусть в копилочку будет положена и моя - от морошки и мхов, от Югорской земли нашей матушки, от кормилицы нашей тайги и Урала - родимого батюшки я вернуть постараюсь долги. Только сказ мой о родине маленькой, где ни нефти, ни газовых труб, здесь и солнце крадется завалинкой, и народ ходит вечером в клуб, где, встречая вас, держатся зА руку, где не прячут под ноги глаза, и дома ставят окнами нА реку, и по красным углам образа. А вокруг все озера, да старицы, cпела клюковка в ноги ковром, горы древние белые малицы, натянув, дозревают нутром, зверя - всякого, рыбы - немерено! Глухари под окошком поют… Скоро все это будет потеряно - сорочаток и тех перебьют. То не грипп и не стужа январская налетела, ни смерч - борода, то железка - дороженька царская тянет цепкую руку сюда. Все, что можно бесследно повывезти, а не вымести, то растоптать и какое ей дело до живности, до Иванов, Степанов и Надь. Что ей наша рябина - акация: самоцветы казне подавай! (А нам бубликом - "Титула" акция вот и весь дураку каравай.) А что мы? Мы по жизни привычные крест-то этот дурацкий нести, день и ночь поспеваем наличные ЖКХ по сусекам скрести, да мечтаем, чтоб первопрестольную царь-то холил, сидя в терему, а мы к этому песню застольную, да заздравную сложим ему. Потому, как давненько научены - знаем тяжесть то царской руки - деды - прадеды гайкой закручены, так и внуки не так далеки - разменяем избу на палаточку, закуем всю тайгу в квартала, да мы снимем последню рубашечку - лишь бы Дума тучнее была, да чинуля мусолил свой пряничек, да без газа не мучился Рим - вот, что главно! А мы-то свой чайничек и на щепке зимой вскипятим, и лампешкой своей керосиновой поразгоним над урною тень - за родного, в палате рубиновой - притулить голосок в бюллетень. А за нас так и нечего спрашивать - дураки, да одни алкаши - подносить, относить и донашивать, и всегда под рукою - хлеш-ши! Хоть налогом, хоть левой, хоть правою весели под собой мужика… Это ваших - в стену, да со славою, а нас так - присыпают слегка. Добротой-то веками обласканы, и, что в мирности, что на войне тащим сани России саврасками с медалЯми кнута на спине…. Что за доля, скажи мне, Россиюшка на земле у твоих мужиков? То рассядется клоп - кровопиюшка, то знаток кукурузных вершков, а тут здрасьте-ка - выперло братию! - Даже хлеще, чем старый замес - объявила себе демократию и оттяпала тут же ЕЭС. Где в полях трактора-то колоннами? Ржавы гайки, да щель на дыре…. Докатились - китайцы вагонами! Шлют обувку, как нищей сестре… Старикам только пенсию думают на копейку поднять Кудряши, а торгаш уже туго мошну свою понатешил рублем от души…. Кабинетные - требуют взяточки, а не дай - равнодушье стеной - истирай до колен свои пяточки и крепи эти стены спиной. ….Есть ли сила страшнее чиновничей?.... Ей плевать, что вокруг столько бед, что ни дров, ни угля у Петровичей, что в три дорого дизельный свет, что детишек бездомных вокзалами жмется больше, чем в годы войны и старушка с глазами усталыми тянет сытым медаль целины... Для кого вы дорогу-то строите - для страны? Да уж полноте вам! Миллионы в болото зароете, миллиарды в абшоры Багам порастащите все, аки вороги Сердюками подальше от глаз… Умоляю вас, братья геологи, не ищите богатства у нас. Не в земельке родной оно спрятано, оглянись, да вокруг посмотри - сине небушко (облачком латано) всех встречает поклоном зари, хрусталем блещут реченьки горные, чистым серебром рыбка плывет, есть и золото - людички добрые, встретишь улицей - сердце поет! А взлети-ка душою-то птицею и воскликнешь - не это ли рай!? - Соболями, медведем, куницею в мире славится Ляпинский край. Оленями, рыбалкой, охотами, тайменями старушки Хулги, наслаждайся земными красотами, да внучатам родным береги…. Как спасти тебя, милая родина от незваных гостей….от вестей, что, до нитки, уже пораспродана бригадирами новых властей, до последней росинки на сходине… Но одно, уже понял душой - что теряя по Маленькой родине мы теряем дорогу к большой. Искринка Если сравнить поэта со свечой, Можно сказать, что я - только искринка, Но согласись - уже и не пылинка - Невидимая в сумраке ночей. Я полетел на пламя этих свеч, Но клан светил искру воспринял в топот, А я не гасну! - В вере, что и шепот Порой слышней, чем пламенная речь. Дай срок - придет и стиль, Придет и опыт, И те же крылья вырастут из плеч! Я не волшебник, я только учусь. 1993 год. Два крыла Знаешь, я давно хотел сказать, милая, как счастлив я с тобою - столько лет прожить одной судьбою разве мог нам кто-то приказать. Посмотри на нас со стороны - как же мы, любимая, похожи - - вкус, привычки, взгляды, мысли - то же, а порою, кажется и сны. Столько лет, а будто один день…. Что с тобою мы не пережили… И ни разу подозренья тень, видно, так друг другом дорожили. Ты присядь, родная, отдохни рядышком, вот плед, сейчас укрою… Сколько нам осталось - годы? Дни? Вечность?! Что ты мать, да Бог с тобою! Нам успеть бы доченек поднять, да внучат родных увидеть летом, а здоровье, где же его взять? Ладно, что мы снова, да об этом… И старик (мне показалось я) головой склонился на колени женщине в последних искрах дня (Я её узнал по хрупкой тени)…. Странный сон. И чувство - стороной 30 лет на цыпочках прокрались… Ну и пусть. Я знаю - за спиной два крыла судьбы моей прижались. Ларчик Я здесь родился - в маленьком селе - между рекою солнцем и лесами, и детство, просыпаясь с небесами летело на родительском крыле, и где-то проплывая в облаках осыпалось росою на поляны… И даже сны - волшебные обманы уже не вносят в речку на руках. Лишь память, покидая свой причал уносится степною кобылицей и я в ночИ - не скрипнув половицей опять вхожу в начало всех начал. ....Прильну щекою к дедовской стене и видятся крылатые качели, как пели свиристели по весне и плакали апрельские метели, и как гудела утром на реке под черной шапкой белая громада, и я бежал с копеечкой в руке за сладкою шипучкой лимонада. А много ли ребенку в жизни надо? По сути - тот же маленький птенец - что бы тепло и мама была рядом и трезвым был, хоть изредка отец, и не крушил в хмельном пылу ограду под громкий стук испуганных сердец или хватил еще пол кружки яда, да и уснул, скорее, наконец…. Мне бабушка была, как солнцу рада, всё лакомства откладывала мне… Дед - в сорок первом канул на войне, лишь моя память - вся ему награда… Волшебный сад в оконной полынье… Всю ноченьку горящая лампада… И скорбь всепонимающего взгляда иконы Чудотворца на стене… И помнится тот воздух по утрам плывущий с луговин по захолустью… Здесь даже в лес заходишь, словно в храм и даже небо пахнет только Русью! И вижу в белых яблоках коня, и чувствую ногой стальное стремя, и в клочья рвется выцветшее время упругим ветром завтрашнего дня! И я лечу, сбивая лопухи, не ведая, что жизнь уже на взлете, что ждет Афган и лента в пулемете, и боль потерь, и счастье, и стихи… Вот так порой - ликуя и скорбя перебираю все свое наследства, и в ларчике - я мальчика - себя встречаю из безоблачного детства. Олень Пылал закат, сгущались тени, Стихали птичьи голоса, Дремал в камнях ручей Олений, В прохладе нежились леса, Урал былинным великаном Стоял бронею - льдом блестя, Река, укутавшись туманом Ждала небесное дитя. И вдруг по краешку заката Сбежал серебряный олень К струе поющей переката,… А за рекою третий день С ночным прицелом автомата Ждала трофей людская тень… ....Он пил закат, порою плавно Вздымал венец и снова пил И всем казалось он о главном На равных с Богом говорил, Как говорили раньше предки В далеком зареве земли И звезды белками на ветках Качели мира берегли… ....Ударил гром. Над водопоем Ломая крылья тишины, Завыла нечисть разнобоем Под желтой шкурою луны, Захохотала лешачиха И там - в мерцающей дали Господь задул свечу и тихо Шагнул подальше от Земли. И замер мир. Осиротелый Закат истаял в никуда, А в тишине, в сорочке белой Сгорая падала звезда. Земля от ужаса молчала… Туман забился в лебеду… Одна река, как мать качала В руках убитую звезду. Звенья Время обновляет поколенья, дарит жизнь и лечит боль утрат. Время - цепь, а годы - это звенья - на груди медалями горят. Ветераны, сколько вас осталось? Можно и по пальцам посчитать. А давай, ребята, - за усталость! И опять на сердце застучат эшелонов воинских колеса, уносящих мальчиков на смерть; Вас уже оплакивали росы, и земля распахивала твердь. Видно, мать молитвою хранила или ангел белый за спиной, только пуля вас не породнила с черною невестою-войной. Не сломили вас ни лед, ни пламя, и, пройдя все адовы круги, над Рейхстагом вывесили знамя, и отмыли в Эльбе сапоги, и вернулись. И пускай при встрече красовался сталинский портрет, это Ваши ордена и плечи целовал весенний первоцвет! И сияло солнце в небе пряжкой, облака купали голубей, и, стесняясь, мама рядом с фляжкой ставила свой хлеб из отрубей, и отец, всегда по жизни строгий, обнимая, долго мял ладонь, и терзал, в слезах, сосед безногий до утра охрипшую гармонь... Выпейте, ребята, за усталость, за друзей, товарищей своих. Вам и жить, вернувшимся, досталось за двоих, а то и за троих. И для нас, не знавших эти беды, видевших на небе только птиц, Вы - как воплощение ПОБЕДЫ - по живой, сходили со страниц! И весной под чистый звон медалей шли - по одному из двадцати… Девятнадцать из военных далей выбрали вас звенья донести и вручить их цепью золотою нам, кому пришел черед ковать... Как мы будем, съеденные ржою, наши звенья внукам отдавать? Доченьке Доченька, как быстро ты растешь!.. День-деньской: то куколки, то прятки, Прочь бежишь, нашкодив, без оглядки, А потом - за сказкой подойдешь. К вечеру, устав кружить и петь, Спит моя родная капризуля… Я готов хоть вечность просидеть Над тобою, детство карауля. Синеглазое счастье моё Расплескалась заря за туманами, за рекою кукушка поет, ночка летняя бродит полянами и меня за порожек ведет поделиться с рябинкой о долюшке и признаться полоске зори: я люблю вас, уральские зорюшки, золотые, родные мои. Над водой тихо шепчутся ивушки, не горюйте подружки мои, как дубок перебрался к рябинушке - вас найдут половинки свои и судьбы вашей белая ленточка станет белой фатою венца, это мне половинкою - веточка с голубыми глазами отца. Где-то скрипнула тихо уключина, пробежал по реке ветерок, я своею судьбою научена и родители дали урок - не златыми горами и славою надо прежде всего дорожить, а любовью, пускай окаянною, зато рядышком с лебедем плыть. Пусть ночами ревет непогодушка, ветер строго стучит по стеклу, но душа моя, словно лебедушка бережет свою верность селу, даже худенький кустик смородины мне дороже оливы любой, я люблю тебя, милая родина я и счастлива только тобой. А над лесом-рекой позолотою нарумянившись солнце встает. День наступит и новой заботою, просыпаясь, село заживет… Незаметно истаяла ноченька, а я все про житье, да бытье…. Я бегу к тебе, милая доченька - синеглазое счастье мое. Речка-реченька А над реченькой рано - раненько зорька ясная тихо взошла… Не ругай меня мама - маменька, что я только под утро пришла, не кори меня милый папенька, что я с лЮбым была до зори, я же копия, твоя капелька, вот и зеркальце - сам посмотри. Полюбила я без остаточка, видно так на роду суждено - и хоть стог - копна, хоть палаточка - все едино - хмельное вино, да одна беда, что служить ему, но всего то три года и пусть, пусть идет служить, раз уж быть тому буду ждать я его и дождусь. Мне бы пО борту теплоходика из ромашенек выстелить плот, да украсть его на три годика, а его выкрал Северный флот. Через год беда - голь безродная постучала в оконце зимой - его лодочка, что подводная не вернулась с похода домой. А над черною, да над речкою, да по самому яру - краЮ, да березовой желтой свечкою на семи-то ветрах я горю. Счастья сладкого, да медового я испила с любимым до дна, я не замужем и не вдовая, я как зорюшка в небе - одна. Не ругай меня мама - мамушка, что я к реченьке часто хожу и у черного горя - камушка я до звездочки первой сижу. Не кори меня отец - батюшка, как же вы не поймете того, что и внученька - ваша лапушка даже смотрит глазами его. А за речкою зорька пишется - теплоходик бежит по волнам, сердце чувствует, сердцу слышится - это он возвращается к нам. Побежим-ка, дочь по тропиночке, по над краюшку, да по судьбе, вон и папка твой в безкозырочке машет рученькой мне и тебе. *** По сибирскому тракту через реки и горы Простучал копытка́ми конек вороной, Молодую невесту с низовий Печоры за камень - Урал вез прадедушка мой. Их встречала родня на крыльце хлебом-солью и качалась от песен и счастья изба, и любила Маринушка милого Колю, и дарила им сына за сыном судьба.. Деревенька моя - почерневшие избы… Слышу мамочки смех и отцовский басок… Все готова отдать я наверное, лишь бы оказаться сейчас здесь хотя б на часок. А там все чередой - за морозами - грозы, поднимали рассветы, провожала луна, люди жили в любви, лили светлые слезы, когда горем в окно постучалась война. А от смерти - беды не укрыться платочком, Увозил пароходик мужчин навсегда… Говорят в те года слез пролито по ночкам, что на речке к утру поднималась вода. Столько лет позади, а в углу за иконкой, до сих пор похоронки на дядек лежат, их бабуля порою под свечкою тонкой и гладит, и плачет, и руки дрожат. А вчера по селу с мужем Об руку вместе возвращались домой и прохожий сказал: "Молодой человек, мне два слова невесте - - я же ваши глаза на Печоре видал". По Сибирскому тракту, через реки и горы простучал копытка́ми конек вороной, молодую невесту с низовий Печоры вез в кошевочке красной прадедушка мой…. Красная (праздничная) кошевка в Сибири - легкие, конские санки. Глаза в глаза, от сердца к сердцу Прошу - явись мой милый друг В моём заснеженном селении И в час сплетенья наших рук Прочти свои стихотворения. Ни в чем я их не осужу Не развенчаю громким смехом, Не ткну изъяном и огрехом - Я их под сердце положу. Мы помолчим наедине…. Я тоже душу приоткрою…. И с благодарностью - вдвойне Твое тепло Своим укрою…. Зимовье Нет, ребята, скажу вам, избушка Для таежника - то же, что мать, Да двуручка - стальная подружка - Поспевай только чурки таскать! А в избушке что главное? Сердце - Печь-железка без всяких затей. Отогреет и немца, и ненца, И геологов всяких мастей. Приползешь к ней, как часто бывает, Снимешь лыжи в потемках, без сил,- Всю-то ночь с уголочка вздыхает, Шепчет: "Где ж тебя леший носил?!". Отогреет, накормит, обсушит, Убаюкает сказкой-теплом. Тихо заполночь лампу притушит И всю ночку дозорит окном. Спишь младенцем, набегавшись за день, Спят собачки, налаявшись всласть, Точит месяц разбойничий складень, На кудрявую тучку косясь. Тащат корку счастливые мыши, Дым столбом, поддувало сопит... Свесив лапу почти что до крыши, Над избушкой Медведица спит. * * * Расплескалась заря за туманами, за рекою кукушка поет. Ночка летняя бродит полянами и меня за собою ведет поделиться с рябинкой о долюшке и признаться полоске зари - я люблю вас, уральские зорюшки золотые, родные мои. Где-то скрипнула тихо уключина пробежал по реке ветерок я своею судьбою научена и родители дали урок. Не златыми горами и славою надо прежде всего дорожить, а любовью, пускай, окаянною если рядышком с лебедем плыть. Пусть, бывает, ревет непогодушка, ветер строго стучит по стеклу, но душа моя словно лебедушка бережет свою верность селу. Даже худенький кустик смородины мне дороже оливы любой, я люблю тебя милая родина, я и счастлива только тобой. Честный мент Настоящим операм и конкретно А. Акинчицу Давай, Андрей, присядем с тобой вместе - Покурим и нальем по двести грамм и может ты, оттаявший под песню расскажешь, как живется операм и почему белее снега пряди на голове в неполных тридцать пять, какая боль в твоем усталом взгляде с молчаньем обнимается опять. Его молчанье скрученное в нервы натянуто в стальные провода, зачем, скажи, Андрюха, нужно первым бежать туда, где горе и беда? Сидел бы, кабинет свой караулил, Да протокол закатывал в пыжи зачем тебе ловить чужие пули и в подворотне пьяные ножи? У каждого из нас своя закалка, жизнь каждого проверит на излом, одних дугой сгибает даже палка, А о других обломится и лом! Такие не обманут и не бросят, не отойдут в критический момент и если, кто-то кличку его спросит я знаю только имя - честный мент. Давай-ка друг нальем еще по двести я выпью за тебя и помолчу…. Опять звонок, опять дурные вести Вернись живым - я в след ему шепчу. Эмигрантам Почему грустишь, моя любимая, Почему так затуманен взгляд? Боль какая, тайна ли хранимая Тянут камнем в прошлое, назад? Что гнетет тебя тоской-кручинушкой? Расскажи, родная, я пойму... Помнишь, как мы вырванной рябинушкой Покидали Родину в Крыму... Мы ушли, мы отреклись от Родины, И чужбина вроде приняла... Вроде бы, …вот именно, что вроде бы…. Приняла, да счастья не дала. Верили, Господь пошлет мессию - Навсегда изгонит Сатану, Мы вернемся в матушку Россию, А не в эту мачеху-страну. Подойди, Бог даст, все образуется, Дай тебя, родная, обниму…. Им в ту ночь опять приснилась улица И свой домик в солнечном Крыму… Птица Отзвенело короткое лето, пожелтели в округе леса, и душа моя, словно отпетая, рвется птицею на небеса. Вот и мне б за гусиною стаей потянуться у всех на виду, да боюсь я, а вдруг не узнаю, вдруг дорогу назад не найду, или утром туманным над лугом ловко сманит родной силуэт, и меня вместе с временным другом срежет насмерть ружейный дуплет. А она трепыхается, машет, все старается в небо поднять, только мне до безумия страшно и упасть, и ее потерять. Содрогнувшись от будущей боли, я в себя возвращаюсь бегом, в сорняки своего биополя и болото, что вижу кругом. Непонятную, знать, виноватую за пристрастье свое к высоте я опять это чудо крылатое запираю в своей темноте.... Смял торчащие крылья белые, придавил пустотою в груди все мы ночью ребята смелые, только день-то, увы, впереди. Есть такая профессия Промысловикам-охотникам посвящаю. Все тайга да тайга - без пути, без дороги: Ни ногами пройти и ни взглядом объять; Лишь по небу плывут облака-недотроги, Им на нас с высоты глубоко наплевать. Стелет ветер снега, гнет упругие ели, Захмелевшей рукой валит гниль в кедраче . Третьи сутки пурга… Мы прошли, что успели - Сотня верст за спиной, карабин на плече. Мы по жизни широких дорог не искали, Шли своею тропой от костра, до костра, И на этом пути нас порою спасали Предпоследняя спичка и сталь топора. Мы зимою в палатках живем месяцами - Коль тепло и светло, значит, жизнь удалась - Ни семьи, ни друзей, лишь по старенькой "Каме" Раз в неделю с промхозом короткая связь. Не дорожная грязь, а скрипящая песня Легких лыж на бегу и заливистый лай, Соболиная вязь, и пунктир перекрестья, И удача в руках! - Вот он, истинный рай! Пусть нас город простит - нам не надо бетона, Ни ручных голубей, ни паркета дворцов, Нас по жизни пьянит кислый запах патрона И бродяга - туман Приполярных гольцов. И болонкой в руках нас судьба не качала - Нюх породистой суки хранит у огня, Да сосна у зимовья, как мать у причала Каждый вечер в потемках встречает меня. Нас ковала тайга, закаляли невзгоды, Шлифовали дожди, голод, пот и снега. Жизнь течет, как река, только мы - из породы Коренной, На которой стоят берега! Егерь - 2 …И снова осень неуёмно Дождями хлещет, как проснусь, Дедами рубленные бревна, Словно оплакивая Русь. И не единого просвета Ни на душе, ни за окном; Стакан по край И сигарета, И жизни черный метроном… ….Мелькнут отставшие перроны, Глаза жены и стариков, Афгана выжженные склоны И чад пылающих ЗИЛков, Тупая боль поверх колена, Та унизительность пинка…. И горький вкус лепешек плена Под дикий хохот ишака… ……Все пролетит перед глазами: И взгляд растерянный жены, Вокзалы с грязными бомжами Великой некогда страны, Ее чахоточные зоны, Вечно голодные менты И только светлый взгляд иконы, Глазами Родины исконной удержит силой у черты. И сердцем чувствуешь, как мама Закрыла хрупкою спиной От той беды и стала храма Неодолимою стеной…. ……И тает боль воспоминаний И где-то там, взамен тоски, Сухие веточки желаний Проклюнут новые ростки. А за окном вздохнет рябина, И понимаешь, как-то - вдруг, Что пусть уже не половина, Но не конец, а только круг! Что на Покров приедут дети, Добавим лосю солонцов, Нагрянет лучший друг на свете Из тех - спецназовцев - бойцов, И жизнь, дай Бог, подарит внука - пусть крутит шарик голубой... А власть....что власть?...Да просто сука, Свой грех прикрывшая тобой. Родники Заблудилось в конце сентября бабье лето в дождях и туманах, где-то мается, даже заря не целует стога на полянах и не будит, как в детстве, бежать переулком щелястым на речку, чтобы с братьями, сев на дощечку, ей фату поплавками держать…. Вроде утро, а где же рассвет? Где ты - первая ранняя чайка? Только мокрых воробушков стайка жмется в ноги, да радости нет. Даже больно смотреть, как волну хлещет ветер наотмашь в угаре, (ладно, Зоренька в летнем загаре в теплой стайке жует тишину). А ветрище сильнее и злей рвет с деревьев намокшие платья и несет над землей, как распятье, горько плачущий клин журавлей… ….. Осень, милая, дай же покой небесам для уставшего клина… Прошептал…и вдруг плечи рябина приобняла, как мама рукой, и от острова ветер принес звонкий голос потерянной чайки, и бельчата с еловой затайки опустили страховочный трос. И настой из целительных трав протянуло испить Пристанское …. …..и душа опустилась в покое, что-то важное в жизни поняв. И тревоги, как дым - стороной. Непогода? Да право - пустое! Вот оно - мое царство лесное смотрит, слышит и дышит со мной. Все озера, утята, мыски, перекаты в любом междуречье тянут камушки - радуясь встрече - и бормочут почти по-людски. И нежданно из тайных глубин кто-то бросил серебряный мячик… Кто здесь, кто ты?.. "Не бойся, мой мальчик, Это Я, твоя Родина, сын. Ты поймай на лету пятачок самой белой в округе березы, и под нею в окладе рагозы я открою тебе родничок. Сдуй медяшки и просто смотри, в глубь моей родниковой шкатулки, как полощет свои переулки деревенька в ладошке зари… ….И ветрище, присевший на миг, снова ткнул свою мокрую клячу… И смотрю я в небесный родник, и молчу….,и от радости плачу. Адрес Югория платочком иван - чая, встречая, манит к ставенкам родным.... Где отыскать еще земного рая, Где был бы я и счастлив и любим. Своей семьей, соседями, друзьями И каждый встречный дорог мне, как брат, Могу прийти в любое время к маме Укутать плечи худенькие в плат. Исцеловать родимые морщинки, Отведать кулебяки - пирога И вновь понять, что только половинки Хранят тепло родного очага. Где от калитки тянется рябина, прохладой манит сладкой лебеда, Черемушки родимые вдоль тына Бегут вослед от баньки до пруда. Клюют хлебец воробушки с ладони, Звенят бокалом полным кедрачи И, пьющие рассвет молочный, кони Целуют пламя розовой свечи. И всю-то ночь катаясь по раздолью поет с реки гармошка - соловей... И пусть сто крат теплее Ставрополье, Душа согрета родиной моей. Ты для меня одна на белом свете И мне не надо большей красоты. Кому-то просто адрес на планете, А для меня планета - это ты. Единоверцу Певцу деревни, моему другу и наставнику П.Д. Черных посвящаю. Предназначение поэта - быть врачевателем души. Как миллионный лучик света, пока мы живы, друг, спеши учить других дивиться чуду - мир видеть в капельке дождя... Куда идем? Кто мы? Откуда? Что оставляем уходя? Спеши найти единоверцев, спеши связать словами нить и, протянув от сердца к сердцу, своим теплом объединить. Зови других смотреть на звезды, качать ромашек облака, расслышать в шепоте березы слова людского языка. Тяни из сумрака бездушья в туманы утренних полей, пиши, спасаясь от удушья, о малой родине своей. Той, что успел закрыть собою в разгул предательства и зла. Ведь та, большая, что без боя мы все отдали, умерла. Но мы крепчаем даже в горе! Возьми каленые слова и докажи заморской своре, что Русь суконная жива! Веди к деревне с русским небом, чтоб каждый чувствовал нутром - да, здесь и печи пахнут хлебом, и избы ставят топором, и свадьбы празднуют с Покрова, и песни русские поют, от Иванова до Чернова в час испытания встают, и самогонку пьют под сало, и удивляют мир левши. А это много или мало? Вот ты, мой друг, и напиши. Да так, чтоб строчки не пропало, чтоб зацепило и достало, до самой глубины души! И пить любовь из родника Когда совсем невмоготу, Я открываю томик Фета И погружаюсь в наготу Души прекрасного поэта. И все заботы - до одной - К ногам ложатся книжной пылью, И кто-то, складывая крылья, Мостится рядышком со мной… Когда в безвинный лик зари Стволами целится охота Опять я слышу: плачет кто-то, Дрожит и мечется, внутри, И бьется крыльями, как птица, И даже в дрёме праздных дней Мне не даёт на ключ закрыться Ни от себя, ни от людей. Смеётся мне; и ей поётся, А в горе - самою родной, Любимой женщиной прижмётся И запечалится со мной…. Скажи, крылатое созданье, Какой ты памятью живешь И за какое наказанье Меня чужою болью бьёшь? Зачем, в тот час, когда прилягу, Читаешь Мандельштама стих И, плача, ищешь по ГУЛАГу Убитых родственниц своих? Зачем, надев Христово платье, Глотаешь пыль далеких стран, Летишь обнять Его распятье И гвозди вытащить из ран… То к старикам ведешь и вдовам: Кому - скосить, кому - колоть, А потерявших веру - словом Позвать, как нас учил Господь, - Войти сквозь чёрствости засеки И равнодушья облака В души таинственные реки И пить любовь из родника.... И шепчет ранними часами, Укутав шёлковым крылом, О жизни, родине, о маме, Заре, уснувшей за селом, Друзьях, которых больше трети Афган огнём своим скосил, О лучшей женщине на свете, Что дать мне Бога упросил… Так и живем: грустим и пишем, Поем и верим в чудеса, И тихо плачем, если слышим Друзей ушедших голоса… Казак Выносите меня, кони верные, От беды уносите меня. Пусть не красные и не белые Не настигнут средь белого дня. И за службу ту, вашу верную, Я сто́рицей вам отплачу. Не хочу я, ни в Конную первую, И к Деникину я не хочу. Обесценилась наша кровушка - Жизнь - в обмен на один патрон! Плачут матери, жены-вдовушки… По церквям - погребальный звон. Я о камень сломал саблю славную- Я устал от войны и вражды Не губите себя, православные! - Вы России живыми нужны! Дома ждут меня батька с матерью, По работе тоскует рука, Снится стол во саду, с белой скатертью каравай и кувшин молока. Распахни крыло, ночь глубокая… проводи беглеца до реки . Ждет казачка меня черноокая, Ждут кормильца мои старики. Выносите меня, эх, залетные! Недалече, до дома, наш путь…. Да ударили тут… пулеметные… Остры пули в горячую грудь. … Не дождется меня нареченная Не окликнет в девических снах Лишь родителям горюшко черное Принесет конь в пустых стременах. *** Посвящение "Таежнику" Возвращайся, Володя, в тайгу, В голубые кедровые дали, И прочти письмена на снегу, Что зверята тебе оставляли. Они ждали защиты твоей Год за годом, в любви и надежде, Что ты вспомнишь в сумятице дней И вернешься помочь им, как прежде: Заготовить зайчатам сенца, Смастерить для гоглюшек дуплянку, Отыскать кукушонка-птенца И спасти от пожара полянку. Поломать браконьерскую снасть, Пожурить вертихвостку-кукушку. А коль надо, и егеря всласть, Как котенка, потыкать за ушко... Отыщи ручеек свой, что пел, Промывая дорожку к плотине. Он, я слышал, давно обмелел, И малек задыхается в тине. Пока живы, Володя, спеши Дни насытить благими делами. Пусть целует ручей камыши И встречает гостей харюзами. Будь для братьев вселенским добром! И сосна, что в безверии вянет, Согреваясь душой над костром, Словно мама, ладони протянет. *** Заплела в воде заря Туго косы золотые, За рекой туман литые Прячет плечи сентября…. Вот и я от жизни брал,… Эх, года мои годочки…. Разлетелись вы, как дочки И сыночков Бог забрал. Где друзья? А нету их - Саня умер, Мишка спился, А страна, какой гордился, Стала вотчиной двоих. Улыбаюсь и смотрю, Утерев плевок свободы, Как воры́ и кукловоды Пилят родину мою. По закону, по уму, Под охраною ОМОНА, Дарит пятая колонна Корки в красном теремУ: Прокурору - власть царей, Депутату - льгот, как Богу, Полицаю - к ним дорогу, (тоже хлеб из "косарей"). А мне б трактор, запчастей, Да солярки, (литров двести), Да в кабину (лишь бы вместе), Посадить бы сыновей, Что убили вы в Чечне С ними рядышком невесток, Не родившихся их деток, Вот, как много надо мне. Мы ли, Родину всегда Своим хлебом не кормили? Нас за это и убили Новоселы господа. Что осталось за душой, Чем, ребятушки, гордиться?.... Бог молчит, а власть плодится И сосет Россию вшой.... Керосинки желтый свет Греет старую икону, Совесть, сгорбившись вороной Дремлет в дымке сигарет. Рядом матушка сидит - Руки синие на прялке.... Со стены портрет доярки С верой в будущность глядит…. Убогий Достали, блин! С утра и до утра - Инвесторы, товар, кредиты, банки... Замучила с Канарами сестра И племяши наглючие, как танки. Да шли бы вы... в Крузак или к реке! Да ладно вам, с чего это топиться?! Так, посидеть с часок на ветерке, "Немировым" для дела подкрепиться... А там - рыбак, скорее - алкашок, А, может, нет... . Ну, в общем, мужичонка. Так, типа, брат, - профессор-лопушок (И на филфаке, типа, дочь-девчонка). В руке - журнал, затасканный прикид, Дворняга спит, уткнувшись, типа, в ноги. Ну, в общем, чмо очкастое сидит, Таким одно название - убогий. -Ну что, земля, накатим по одной? -Садись, земляк, - негромко отвечает... Уже туман целуется с водой, Волна звезду полночную качает, А я взахлеб под мутную слезу: -Достали, блин, ни радости, ни счастья. "Лимона" два потратил на "козу", Жена с бойфрендом бизнес рвут на части. Проблем с утра - что лучше не ложись. Кругом - ворье и прибыль небольшая,- И плакал, и рассказывал за жизнь... ...А он жалел и гладил, утешая. *** Под самый вечер прямо на покосы За вешние разливы Щекурьи Упали гуси в розовые косы Уснувшей за околицей зари. И до утра проплакали от счастья, Целуя на остожьях будыли... Через моря, расстрелы и ненастья Свою любовь на крыльях донесли. На Севера, где снега выше крыши... Вот глупые. А мы-то поумней! Они - сюда, а мы летим в парижи, Как будто там теплее и сытней. Ругаем наши зимы на Ямале, Тундровый гнус и в банках - винегрет. Мечтаем о бунгало в Гватемале И устрицах с кальмаром - на обед... А в небе - стаи, пары, одиночки... Орлы и птахи, утки, журавли - Несут любовь крылатые комочки К святым озерам Северной земли. За клином клин, рыдая от восторга, Скорей - домой, на Русь! И, может быть, Сейчас из синевы устами Бога Нас учит птица родину любить. Единственная Неслышно осень к занавескам Прижалась плачущим лицом…. Прощаюсь с дальним перелеском И мокрым понизу крыльцом. С ветрами выдутым кипреем, Прощаюсь с будущей весной, Судьбой, что с каждым днем скупее И строже делится со мной. Ах, как мечталось у причала…. А сколько было ярких див…. И лишь одна всегда молчала При встрече, руки уронив. Перебирала робко бусы, И я, не слыша горький хруст, Летел на страстный голос музы Не замечая нежных уст…. Как мне любви ее напиться В той синеве ушедших дней? И, захмелевшему, влюбиться, И гнать туманами коней, И среди звезд, упав в остожье, Губами косы расплести, А на заре с хмельного ложа В руках женой своей нести… Давно других под вечер где-то Зовут смоковницы в сады, Не мне русалками согрета Копна в туманах у воды. Так ведь и я познал немало, Но лишь одна, Господь, прости! Мне никогда не позволяла Тугие косы расплести…. Я и живу ее любовью. Она и хлеб мой и вода, Моя икона в изголовье И полуночная звезда. Горит последнее поленце…. И лишь Она стоит в окне И тянет гроздью свое сердце Навеки отданное мне. Таёжная Гонит ветер с осеннего бала Пьяный лист и кустов голытьбу… Вот и мне семиструнка гадала За красивую жизнь и судьбу, И про дом у реки, где рябинка Будет петь под окном в сентябре... Все сбылось, лишь моя половинка Не разбудит, обняв, на заре. И не встретит под вечер с работы Поцелуем повыше брови…. А я платья б ей сшил из заботы, А заботы те спрял из любви, А любовь бы собрал по крупицам Из таежных скитаний своих, А её нам хватило б напиться, И укрыться одной на двоих. Ах, какою мы были бы парой Всем на зависть с тобой на селе… Я мужик-то ведь в общем нестарый - И в морозы вся грудь наголе, И подкову шутя разгибаю, В сорок лет-то - забава одна. И спою, и спляшу, и сыграю, И стакан, если надо, до дна. А на счастье родим двух девчушек… И пацан пригодился бы мне… Даже слышу сопенье с подушек Наших деток с тобою во сне. Понесу по тайге королевой - Принимайте хозяйку, зверьё! Будет лайка придворною девой…. Ну, откликнись же, эхо моё! Привезу из любого далёка, От любого греха отмолю, Жизнесилой кедрового сока От болезни любой исцелю. Обниму белокрылой фатою, Отнесу на руках под венец И души золотой берестою Обовью крепче всяких колец. Стихи, они как дети Не надо, не жалей, что не сбылось: Ни белых лент, ни обвенчанья в храме, Пусть прорастет все светлыми стихами, Что нам прожить с тобой не довелось. Они друг друга в небо позовут, Их счастье там, где ду́ши всех в полете... Не изменить курс пули на излете, Так пусть стихи за нас с тобой живут. Стихи, они, как дети, как цветы, А дети, ты же знаешь, это...дети. Ты будешь петь зарянкой на рассвете, А я шептать кудрями бересты. Я буду приходить к тебе во сне, Читать их при свечах у колыбели, А ты в лесах вести меня в метели Январской ночью к детям и жене. От всех невзгод и бед убережешь, Где мне упасть - соломкой мягкой ляжешь, Вкруг полыньи мне путь домой покажешь - Себя звездой для этого сожжешь. Я не боюсь ни пули, ни зверей, Ни пропасти ущелий Чендыр-лая Я знаю - ты, встав рядышком у края, Меня спасёшь молитвою своей. *** Какие годы, что ты, милая? И что с того, что - сорок пять? Или со мной ты несчастливая, Или обидел чем опять? Ты посмотри, моя любимая, Какая радость-то вокруг! Тайга-кормилица родимая В туман укутывает луг. А вон тропиночка заросшая Бежит от речки голубой... Дай обниму, моя хорошая, Нам жить да жить еще с тобой! Верую! Выйдешь ранью за прясла околицы - Тишь в тумане над речкой плывет, Травы склонены, ивушки молятся, Благость светлая в душеньку льет. Зорька, низко склонившись над плесами, Заплетает косу в зеркалах, Рядом лучик крадётся покосами, Согревая проснувшихся птах. А вокруг - кедрачи златоглавые, Ель крестом над туманом горит…. Что мне Путины, левые, правые - Здесь с душою сам Бог говорит! Вот и осень брусничная Только мать любит всех - И далеких и близких, И для матери нет нелюбимых детей…. Шлю России поклон я сердечный и низкий, Как один из далеких её сыновей. Шлю его с Северов, где живу не жалея, Где народ знает цену "шальному" рублю, Где и совесть, мне кажется, режет острее, Если резать по жизни свою колею. А у нас как всегда - хлеб вприкуску с морошкой, Не комар, так мошка, не дожди, так снега,… Но, какие мы песни поем под гармошку О ТЕБЕ, так, что нам подпевает пурга! Как мы ждем твоих птиц легкокрылых весною, Словно письма летят к нам твои журавли, И с какой, кто бы знал, провожаем тоскою их до самой закраины нашей земли. Вот и осень брусничная ждет за порогом, Греет душу и сердце рябина в окне…. Так бы жить, да и жить - в мире с Миром и Богом,... А у нас полстраны полыхает в огне. Плачет матерь - земля, ей ли в радость стихия, Позабыла тепло босых ног в борозде… А Югра, где живу, это та же Россия, Только может чуть ближе к Полярной звезде, А родная Югра, это та же Россия, Только чуточку ближе к Полярной звезде... Вторая ударная Спасибо, ребята, за честь, Что ищете нас, не забыли. Нас много здесь немцы убили - А сколько, и Богу не счесть. Всего-то - клочочек земли... Отдать? Так ведь Родина свята. Мы вам благодарны, ребята, Что вспомнили всё же, пришли... Снарядов, да лент к станкачам, Да горсть бы патронов к винтовке, А нам не патроны - листовки Швыряли с небес по ночам: "Держаться! Победа близка! Мы гоним фашиста к Берлину!..." А мы из болот пили тину И дрались обломком штыка. Вставали без всяких "Ура!" И молча - на танки с лопатой. И самой последнею платой Свои отдавали тела. Другим были залпы побед, А нам - тишина и забвенье. Предатели! Нет им прощенья, А значит, и памяти нет! Нас бросили. Предали все - От Власова до замполита. Здесь всё нашей кровью полито - Не надо ходить по росе. Пускай мы давно полегли, И в небо глядим васильками - Не надо топтаться над нами, Не надо нас трогать руками, Мы сделали всё, что могли. Кровиночка Даже солнца лучику Трудно одному… Дай-ка, доча, рученьку, Дай приобниму, Посиди хоть пять минут, Много ль я прошу? Может быть, как старый шут Чем и рассмешу. А давай-ка просидим, До утра вдвоем, Мы и голосом одним На двоих споем, И обсудим кучу тем - - Нам ли, что скрывать - - Самым близким, а затем Будем чаевать… Ну, как знаешь, не делись, Молодым видней…. Вот, дай Бог и свиделись, А еще больней. Ничего. Есть хлебушко, Есть и, что попить, А еще и небушко - - Есть куда ступить. Ты особо не заботь, Где, и как там я…. Да храни тебя Господь Доченька моя. Раздолье заката Моему прадеду, донскому казаку, Ивану Еремеевичу Филатову, Восемнадцатый год в горьком дыме пожарищ... С красной сотней сошелся в клинки эскадрон... Да споткнулся гнедой, рядом рухнул товарищ... Вот и прадеду выпал последний патрон. Чем еще дорожить, как не честью и долгом? Ствол коснулся виска, и тут: "Вань, погоди. Ты... отдай мне наган..., я уже перед Богом, На вот... шашку на память... И сына найди..." Он вернулся домой. Ни жены, ни сынишки, Даже хату сожгли эсаула-дружка - Все решили, пропал эсауловский Гришка... И вдруг - новость: Гришаня - сотрудник ЧК. Плетка, маузер, хром... И расстрельная рота Майским утром согнала к управе народ: - Вот ужо поквитаемся, белая контра! Кто служил у Сладкова - два шага вперед!" Загудела толпа, как рассерженный улей, И сказал ему прадед: "Племяш, не губи Казаков. Ты... - меня. Только, Гриша, не пулей, Ты отцовскою шашкой меня заруби..." Их погнали к реке. Май смеялся лучисто... Нет, не шашку он выбрал, он выбрал патрон. Тявкнул маузер глухо... И тело чекиста На широкую грудь принял батюшка Дон. Эта русская боль, боль казачества Дона, Острой пулей прошила мне сердце насквозь - Это с "ятью" дневник из прадедова схрона В тишине чердака мне прочесть довелось... Догорает над Доном раздолье заката, Будто залитый кровью кокошник Руси, Упаси нас, Господь, чтобы снова на брата Брат пошел с топором! Я молю - Упаси! Родительский день Что ж ты, дочка, совсем позабыла, вроде рядом, а все стороной… Помнишь - маленькой - как ты любила засыпать между мамой и мной, а заплачешь - прижму, поцелую, укачаю приснившийся страх я и Полюшку нашу родную по всей жизни пронес на руках… Вот и ты, как и все.... повзрослела.... А за что мне тебя осуждать?…. Ничего, что опять не успела в выходные ко мне забежать.. Так и завтра - на праздник сходите, только внучку теплее одень, а меня…. и потом навестите, как - нибудь... На родительский день. Облако За небесными высями Вижу тень в облаках... И взлетаю я мыслями, И на крыльях-руках Я гляжу с поднебесья, Забывая свой страх, Как туман занавесья Поднимает в лугах. Только с небушка можно Видеть домик родной, Как идет осторожно Наша мама со мной На сносях моим братиком. Мне, наверно, лет пять И зовет своим бантиком Стрекоза полетать. Ветер шепчет с травою, Пчелы пьют медунец. И копна - за копною..., А у стога - отец. И лечу я в обьятья, И уже на стогу... И, казалось, достать я Аж до неба могу.... И ложится на волосы Милой мамы венок, И зовут на два голоса: -Опускайся, сынок! Сверху к золоту храма Жмется тень двух сердец Это облачко - мама, То, что рядом,- отец. Воробьи Говорят, что тенором России Был и будет курский соловей - Золотоголосый и красивый…. Только не Окраины моей. Что поделать, не живется парню По низовьям северным Оби, Но зато любой морозной ранью Согревают душу воробьи. То берез облепят белый локон, Не поймешь - целуют ли, едят, А покормишь, так весь день у окон, Дотемна, родимые, сидят…. Милые, простые воробьишки, Чем же вы "берете", не пойму... Не певцы и серые, как мышки, А увижу - варежку сниму. И мороз-то давит, что аж речка В проруби туманит у мостка, А вот сели рядом на крылечко И погладить тянется рука… Затаинка Ветер грусть полощет в луже, Льют осенние дожди... Дай мне плащик, что похуже, И до вечера не жди. И вопросами не мучай - Ничего я не скажу, Просто так, на всякий случай, За околицу схожу. Одиноко. Сердце стынет. Где найти себя? В вине? Нет! В тайге! Она и примет, И согреет душу мне. И ползет она, хромая, По низинам и буграм... И вхожу я, замирая Гулким сердцем, в Божий храм. Лед окладом взял запруду, На ветвях блестит слеза, Чистым золотом повсюду Пишет осень образа. Посижу, слезой умоюсь, Край тумана подниму, Поклонюсь землице в пояс - Радость светлую приму. И домой, светясь от счастья, Как же, душу излечил! Чувство, словно, как причастье И прощенье получил. Хрустнет ветка осторожно, Тень мелькнёт среди рябин, Тут же, с выучкой таёжной, Быстро вскину карабин... Да ведь это же... лосиха! Опущу, целуя крест... И чела коснётся тихо Лист резной, как Божий перст... Глухари "Ну, ты удумал - глухари!…. Какие ноне глухари вам!? Ты пробегись-ка сам по гривам Да острым глазом посмотри!" - Отрезал мне старик Исай, Стянув ремнем штаны потуже, "Ишь… Понаехали….. И тут же Царя тайги им подавай!?"… Да ладно, дед, ты не ворчи, А кто рассказывал соседу, Что, видел сам, как утром в среду Глухарь уселся в кедрачи? Соседу?.... Я?!.... Ну…. ты…. жучоок…. Ну, ладно, Вовка,…. собирайся, Свожу,….. В потёмках подымайся! Ужо открою тайничок… Сиял промёрзший лик луны... "Союз" считал свои парсеки... Мы - в шалаше, у лесосеки, В объятьях стылой тишины. Звезда, склонившись, щурит взгляд, Восток желтеет…. и тут робко Глухарь прищёлкнул неторопко… И сел на снег….Смотрю назад, А за спиною: "Ко…. Ко…..Коо…" Так это девушка - глухарка! На вид - обычная кухарка, До леди явно далеко. Но, как он хвост-то распустил! Как перед лебедем - царицей!.... Я любовался танцем….. Птицей….. А дед… А дед перекрестил Последний свет родной земли И прошептал - " Спаси их, Боже"…. Текла слеза…. Я плакал тоже…. И пели с выруба "Штили". Прим. "Штиль" - импортная бензопила. Приглядись Наверно, я стал чуточку мудрее, а может, просто-напросто взрослее, и научился больше отдавать, и слышать все в своей лесной округе; мне интересно наблюдать, как бабочка крылом своим упругим над лугом учится летать, как, просыпаясь поутру, трава, напившись, отдает росу подруге, стал понимать, что шепчут дерева, прижавшись листьями, как лицами, друг к другу. И стал раним, чувствительнее, что-ли, едва коснувшись взглядом чьей-то боли... По середине речки островок, на нем растут, как сестры, три березы, в баклажку чью-то громко капал сок, да я-то знаю: это льются слезы из ран горючих в ржавый туесок и боль стучится мне в висок, как соль, въедаясь в ранку от занозы. Я научился по-другому жить - без ловкости, без хитрости, а просто. Чужую жизнь стал, как свою ценить и видеть сердцевину сквозь наросты. Моя округа плачет и поет, я этой исповеди тайну не нарушу. Рябины кисть стучится в переплет, в твое окно, ...а может в твою душу?
Дата публикации: 08.12.2014,   Прочитано: 4385 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.11 секунды