Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души35 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Молчанов Виталий Митрофанович

Анима Сола

  
Море неба Снова дождь моросящий Мочит уставшие руки. Ветер со стоном тащит Туч грозовые струги. И в океане воздушном, Где облака, как волны. Кашляет гром натужно И маяки молний. Будущий лес сажаю - Мачты эскадры чудесной. Саженцы заклинаю Старой матросской песней. Среди лугов росных, Радость даря корабелам, Вырастут юные сосны, Гордые стройным телом. Волны о берег бьются, В пыль растирая камни. Снова на рейд вернусь я Старческими мечтами. Больше соленые брызги Не взбудоражат нервы. Если в черные списки Смертью поставлен первым. Небо вылилось в море, Море унес в небо ветер. Чайка в сером просторе Белой подобна комете. Звезды еще не блещут, Скрытые парусом тучи. В струйках воды трепещут Стрелки травы на круче. Атлантида Стало меньше белых пятен, География точнее. Мир земной стал всем понятен, Мир морской понять сложнее. Где-то в чреве океана, Голубой водой сокрыта, В древнем кратере вулкана Тихо дремлет Атлантида. Под метровой толщей тины Ее трудно обнаружить, Только резвые дельфины Средь домов погибших кружат. Грациозные русалки Там живут и умирают. Треугольник рыбьей стайки Корм подводный собирает. И на площадях и скверах, На террасах и аллеях, Стадионах, банях-термах Звезд морские орхидеи. С силой ты влечешь магнита. Не вернусь и не раскаюсь. Безнадежно Атлантиду Разыскать один пытаюсь. В блюдце моря - крошка хлеба - Мой корабль, рулю покорный. Карту звезд подарит небо, И корму обнимут волны. Где-то в чреве океана, Голубой водой сокрыта, В древнем кратере вулкана Тихо дремлет Атлантида... Ни шторма, ни бури... Ни шторма, ни бури - и чайки уснули, Весь мир удивительно тих. А, помнится, утром ветра еще дули. На пристани шум был и крик. Не скрипнет уключиной старая лодка, Волну не догонит волна. Улыбка луны одинока и кротка, Покорна объятиям сна. Фонарики-звезды сияют На небе в полночной дали. А рядом огнями играют Фонарики стран - корабли. * * * Я помню моря голос нежный, Когда сомкнуло солнце вежды, И на краю воды безбрежной Нашло приют и сон. На теле неба еле-еле Веснушки звездочек алели. Но в черный бархат ночь одели И повлекли на трон. Луна рядила волны в блики, Цвели пурпурные гвоздики. На якорях заснули бриги Недолгим сном. Скучали в парке кипарисы, Ночные освежали бризы, Балконов ветхие карнизы, Кудрявым затканы плющом. Ночной Херувим Сон Гранитом науки наевшись сполна, Я в сон погрузился, волшебную сказку... ...И вот - океанская бьется волна, Целует борта в снежно-белую краску. Я трубку курю и сжимаю штурвал. Налево кручу - годы вспять полетели; Направо - места, где еще не бывал, А сам я старик и хожу еле-еле. Лихая команда несет паруса, На каждом читаю норвежскую руну - Со "Светлой улыбкой" плыву в небеса, С "Драконом" - войной на пиратскую шхуну. Реальность скрывает иллюзии шлейф. Ведомый мечтой по совету гадалки; То топчет валы, то ложится он в дрейф - Корабль, как ребенок, играющий в салки, Его превращенья - одно за другим: То сузит корму, то заменит оснастку. Боится покоя "Ночной Херувим" - Вечернего моря бесшумную ласку. Дорогою волн, волей ветра дыша, До крыши миров, по-над морем угрюмым Летит, будто бьется живая душа В моем корабле – нестареющем, юном! Времен Колесо я сжимаю сильней, Уверенной хватке гроза не помеха. На подвиг, команда отважных людей! В пучине пропасть или выпить успеха. Пусть длится подольше мой сказочный сон. Бушприт целю в солнце железной рукою. На парусе снова ощерен "Дракон"… Кричу на весь класс: «Приготовились к бою!» Драккар Скачем мы дорогой тёмных волн На коне морского короля. Из дубов столетних скроен он, И смолой пропитан до руля. Серый парус - окончанье туч, На носу - ощеренный дракон, Кормчий Олав, словно вепрь, могуч. Рядом скальд Эгиль Скаллагримсон. Воду режет меч морей драккар - Кровью заливает берега. Трепещите все: и млад, и стар. Беспощадна Эгиля рука. Изгнан буйный Скаллагрима сын. От земель норвежских уходя, Как берсеркер - асами храним; А как скальд, он Одину дитя. Ветер воет, парус зло грызёт. Тучи первый выплюнули снег. Славный Олав с викингами ждёт, Чем сегодня кончится набег. Многие ль останутся в живых, Предсказанья сбудутся ли рун? Эгиль сочиняет новый стих, И клокочет за кормой бурун. Анима Сола "Анима Сола" история одной яхты В подкрылье заснувшего мола Скользнула, огни обесточив, Бродячая «Анима Сола» - Карибская спутница ночи. Хранило таинственность фрахта Застывшее сердце машины. Тюки поднимали на яхту Могучие черные спины. Обломок надежд диктатуры, Плавсредство богатого гринго - Давненько дух выбит из шкуры Несчастного крепкой дубинкой. Сигары и ром, попугаев, Стволы, обезьян, листья коки Возила, волну разбивая, Разбойница водной дороги. Багамы. Ямайка. Гренада… Влекла воровская стихия К зеленым холмам Тринидада, Потом – Барбадос, Сент-Люсия. В портовом аду Порт-О-Пренса Заразой отравлена Вуду. Яхтсменов, ограбив до пенса, Подвергла и смерти, и блуду. Плечом прикрываясь атолла, Акулой, по карте пунктиром, Срывается «Анима-Сола» - Проклятье Карибского мира. Вдогонку летят самолеты, Плывут боевые эсминцы. Туманом густеющим воды Погоне мешают продлиться… Скользнула бесовская яхта В подкрылье заснувшего мола. Несут постоянную вахту Убийцы из «Анима Сола»... * * * Омоет ночь скорбящий лик-луну В морской купели – заискрятся блики. К дорожке света бриз пошлет волну, Небес мантилья звезд зажжет игру, Уткнется яхта носом в берег дикий. Поселок буканьеров. В кабаке Не спят, галдят, назойлив ритм фанданго. Хрустит банкнот в бандитском кошельке, Горланят на испанском языке, Сипит сампунья и бренчит чаранга Горюет яхта… В скрипе тополей, Корсетом сжавших телеса крутые, Отчетлив плач-мольба: «Беги скорей!» Шаманит ветер: «Сердце не жалей, Надуй в нем парус, покори стихию. Негоже, прародитель твой - Ковчег, Спасать убийц, предателей и блудней. Сейчас пируют, а с утра - в набег, Кровавить волны и плодить калек… Сорви навек смолу чертовских будней!» Упали весла – звездные лучи, Толкнули прочь так надоевший берег. Решилась! Как проклятья горячи - Стреляют вслед беглянке палачи, Ревет мотор, винт – в море двух Америк. Летит подобна клину странных птиц, Драконьерожих, в жажде лета, дома. Буравит ночь, стирает штрих границ, Читает залпом книгу волн-страниц… Осталась «Анима», исчезла «Сола»! «Анима Сола» - душа неприкаянная. Спасение Бушует океан. Песчинкой на ветру Летит над гребнем волн Слепая бригантина. Разбит судьбой компАс, и в черную дыру, Как к Сатане на трон, Влечет поток Гольфстрима. Бессчетны странствий дни... Лишений и забот Давно настал предел - Голодных страшен ропот. Качаясь, Капитан один Псалом поет. От горя поседел, Ослаб - но к Богу шепот... Страдая от цинги, под лихорадки дрожь, Команда - организм, Собрав остатки силы, Молилась вместе с ним, презрев стихии мощь, Природный катаклизм Над бездною могилы. Вдруг чуда миг настал. От судна на восток Пронесся ураган. И - облегченье в стоне. В отверзшие сердца вошел незримо Бог. Спасенным щедро дан Им остров на ладони! Санта Анна Море – суп в тарелке рыбака. Сети туго конопатит тина. К пирсу, чуть левее маяка, Словно лебедь, чалит бригантина. Белая, до слепоты в глазах. Чистая, как юбка у мадонны. «Санта Анна» - бронзой на бортах. Флаг играет золотом короны. С пушечным раскатом облака Пали на простреленные волны. И в манжете кружевном рука Фейерверком бросила дублоны. Пьяницы из местных кабаков, Шлюхи, с мертвой миной игуаны, Нищие… Сквозь частокол штыков Лик спешат узреть Испанской Дамы. Анна, дочка вице-короля – Солнце меркнет! Шорох кринолина. Новая ацтекская заря, Девушка, а также - бригантина. Гул толпы прорезал рынды звон, Вторит колокольня на церквушке. Вышел падре старый дон Рамон К пирсу в предвкушении пирушки… * * * Ярким светом звезда Отражается в море, как в зеркале И твердеет вода, И зеркальным становится блеск Тёмной глади морской. Корабли свои рейсы отбегали, Застывания треск, Безмятежный холодный покой… Скульптор горд: без резца Превращается синее в белое. Лишь мороза-творца Изваянья в музее «Зима». И, упав с высоты, Задрожала на льдине несмелая, Вся в румянце Луна, Устыдившись своей наготы. Одинокий Лис или мечта пирата Куплю за горсть монет висюльку на удачу. Пружиня, как боксер, вскочу на шаткий борт. «Отдать швартовы!» - в ночь. Пою, как бью, и… плачу В компании родных, матросских пьяных морд. Соленый суп хлебну – сглотну морские мили. В луну втыкает нос мой «Одинокий Лис». К фрегату понесут лебяжьи ветра крылья Подружки удалой, пиратки рыжей Лиз. Пальну из облаков над мачтами картечью: - Затрепетала, Лиз? Забыла, ты моя! А бризы океан предчувствием очертят В плавучее гнездо, где палуба - земля. Едины мы с тобой - борта стянули крючья, Трепещут в парусах корсет и паричок. Поверила в любовь… Cлепой фортуны случай Коснулся дланью нас – родится морячок. Ведет в пучину слез пиратская дорога, Ввергает ярость-шквал в горячечный азарт. Плывите же к любви, швартуйтесь, места много. Постройте гавань чувств у городка вне карт. Посудина сполна насытилась туманом: Утяжелился трюм, замедлен ход руля. Подлунная печаль, предсказывая драму, Ложится на штурвал сквозь призму янтаря. Костями на ветру бренчат на «Лисе» флаги. Бурлящий ром в крови взметнет волной кураж. Недаром я купил висюльку у бродяги. Испанский галеон?.. Иду на абордаж! Радист Ветер швыряет соленые брызги, Тщательно целится в рану тумана. В рубке радист контролирует писки Радиоволн над волной океана. ГУлки о корпус удары стихии: «Счастье иль драма?..», «Счастье иль драма?..» В кpасных прожилках глаза голубые. В лапах бессонницы радиограмма: «Ждем, возвращайтесь!» - подарок рассвета, В вальсе волны приближение штиля. Корпусом судна, как сталью кастета, В жесткий нокаут отправлены мили. Утро напьется рассола и стужи, Шляпу надвинет из серого фетра. В губы наушников вдавлены уши, Тумблер шагнул в частоту дециметра... Ветер притих, а соленые брызги Рану разъели на теле тумана. В рубке радист контролирует писки… Солнце взошло над душой океана… Толпа Толпа всегда покорна и глупа - Безликое спрессованное стадо. Его пастух поднимет когда надо На самые недобрые дела. Плечом к плечу, однообразно блея, Она пойдет все сокрушая лбом. Слепая, не щадя и не жалея, Покорно управляемая злом. От ужаса навзрыд заплачут дети, И вздрогнет мир, остановив сердца. Как много черного на этом белом свете, Где мы порой игрушки подлеца И будет Правда вновь кнутами бита Вчерашних правдолюбцев-палачей. И будет вновь земля отцов омыта Святою кровью с раненных плечей. Толпа всегда покорна и глупа, Ей жизнь чужую растоптать - отрада. И рушатся дворцы и города Копытами взбесившегося стада! Я не умею на бумаге врать Я не умею на бумаге врать - Перо мое кривить душой не в силах. Я взял его и стал тебе писать О том, что будет и о том, что было. А был мороз и туч стальной разлив, Покрывший до поры слепое небо. И что себя к зиме приговорив, От жизни отрекался я нелепо. Случайных встреч то радость,то печаль. Надежды, те, каким вовек не сбыться. И в снежных кружевах примерив шаль, Встречала праздник без меня столица. Я душу резал строфами стихов, А их потом безжалостно отвергли. О Боже, сколько в мире дураков, Кто рвет цветы, чтоб в зубы вставить стебли. В трех водах собирался я стирать Уже до дыр заношенную память. Но прошлое так трудно забывать, Когда дальнейшее нельзя себе представить. Снег тает и с небес летит опять, Морозы - то слабеют, то крепчают. Я не умею на бумаге врать - Друзья мои мне это не прощают! Записная книжка Открою записную книжку - Тут адреса подружек тайных, Знакомых, родственников, близких, Калейдоскоп друзей случайных. Всех тех, кому когда-то верил, С кем за столом сидел обнявшись... Молчу я долгие недели, Разлуке добровольно сдавшись. Открою записную книжку, И сразу вспомнятся мне лица - Глаза чужие и родные С укором смотрят со страницы. За каждым именем, как-будто, Мнгновенье слез, мнгновенье смеха. Блокнот мне снова дарит чудо Переживать пору успеха. Не нужно жизни половинной, К чему всем нам слова скупые. Когда вернусь, пускай обнимут Меня друзья мои былые. Спят забытые дети больших городов... Спят забытые дети больших городов, Эмигранты в холодное утро; Ветер тонким смычком по струне проводов Заунывно играет и мудро. Снятся сны о любви, снятся сны о весне, А кому-то с похмелья - кошмары, Чей-то вечный покой в золотистой сосне На могилку несут санитары. На разбитой тарелке не съеден кусок Молодым и дурным тараканом; Воспаленная глотка желает глоток, И рука ищет стол со стаканом. Все, пора. Умываемся мутной водой, И в троллейбусной давке живые, Говорим: "С добрым утром!" И к маме такой Посылаем персоны иные. Эта жизнь - заколдованный дьяволом круг, Нет конца в нем - сплошные начала. Снова - пристальный взгляд и пожатие рук, Продолженье вчерашнего бала. Я тучки мешаю... Я тучки мешаю мизинцем в бокале, Вдыхаю травы молодой благодать. Заведую ныне печальными снами, Которых не в силах никто разгадать. Вдруг капля упала в бокал недопитый. И брызнули тучки - кто вверх,кто на дно. А дождик грибной из небесного сита Живительной струйкой разбавил вино. Клоун Я старею, ну и пусть, Голос слаб, дрожит колено. Я под гримом прячу грусть И иду к тебе, арена. Глуп засаленный мой фрак, Где в петличке незабудки. Говорят, что я дурак И нелепы мои шутки. А бывало - град реприз, Остроумные куплеты Вызывали крики "бис", От поклонников букеты. Там в семнадцатом ряду Ты сидела и смеялась, И в глазах твоих любовь Настоящею казалась. Но судьба к актеру зла - Наступили перемены. Старость - вот моя вина, На меня упали цены. Разучился я смешить - Знаю, мне пора убраться, Что поделать? В цирке жизнь... А за жизнь не грех цепляться. Надеваю я парик - Рыжий, вот была потеха, Только что-то зал затих, Видно залу не до смеха. Там в семнадцатом ряду Сиротливо жмется кресло, Стала верною женой, Но не мне, моя невеста. На манеж я выхожу, Чтоб опять сюда вернуться. Клоун я пока дышу И умру - пускай смеются. Жизнь свою, воздушный шар, Надуваю и бросаю, Чтобы каждый мной играл, Как я тросточкой играю. Если же от многих рук Лопнуть в воздухе придется - Пусть порадует вас звук, Может, кто и рассмеется... Город храмов и кабаков... Город храмов и кабаков. Разве сердцу большего надо - Исповедаться в сотне грехов, Чтобы завтра грешить до упада. Разве легче поверить в беду Или пасть на колени пред болью? Город храмов, к тебе я иду Утешаться кабацкой любовью. Дразнит гомон твоих площадей. Голубиным крылом перекрещены И дела, и поступки людей, Чьи мадонны публичные женщины. Где ночами так хочется петь, Где так жарко в любые морозы, Где убьют тебя, чтобы жалеть, Поцелуями высушив слезы. Эх, весенней стихии разгул. Жизнь-дыру прикрывая заплаткою, Я к мечте, как к любимой, прильнул. Пусть минуту, но самую сладкую. В этом мире я снова живой. И на ладан дышу пьяным дыхом, Если в омут - так вниз головой, Не помянут пропащие лихом! Мне плевать на мораль и уклад, Ставлю свечи живущим и умершим. И пускай правый тут виноват, Не боюсь столкновения с будущим. Город храмов и кабаков. Пристань вечности и мгновений. Я дарю тебе строки стихов, Если мало - в заклад бери гений! Осеннее Пахнет остро листьями опавшими, Грусть вошла в зелёные глаза, И свинцом подернулись уставшие От дождей холодных небеса. Увяданье осени таинственно – Бьются в лужах блики фонарей, Делая далёкими от истинных Очертанья зданий и людей. Столб или прохожий, словно вкопанный? Слышен смех. А может это крик? Чьё лицо скрывает зонт потрёпанный? Взгляд косой, чей прячет воротник? Улица туманна, как пророчество. С крыш на шляпу льётся темнота, И грозят гримасой одиночества Две морщинки в уголках у рта. В кабачке, хвалясь стальными нервами, Буду лето из бутылки пить, А снежинки-диверсантки первыми Путь зиме помогут проложить... Вечер Вечер, сойдя с небосклона, Тихо встал на колени. На стенах кирпичного дома Зримыми стали тени. Желтые лампочки-груши Теплым светом дохнули. Звезды на донышко лужи Мелкой монетой нырнули. В крыльях летучей мыши Сонный запутался ветер. Цвет появился у вишни, И Ночь заменила Вечер. Потом черноглазая фея Обула туфли из пуха. Молча бредет по аллее, Гася фонари друг за другом. В стенах кирпичного дома Спят уставшие дети. Сны к ним пожалуют скоро Добрыми сказками в цвете. Проснутся деревья и люди С лучами первого света. А День на солнечном блюде Штурмует вершину неба... Ноябрь Ветер-пёс кости города гложет, Как зимой в нём голодная страсть. Слякоть грязная туфли из кожи Не устанет взасос целовать. Спёртый воздух троллейбусной давки, Остановки великий исход. До весны неприкаянны лавки, Тьма подъезда – раззявленный рот. Наполняем потоком жилища, Словно зёрна течём в закрома. Вой протяжный собаки-ветрища Нотой стужи усилит зима. Ночь ноябрьская, праздная жница, Колоски растеряла тепла. Пусть потеря чудесно приснится, Не помеха осенняя мгла: – Спишь?.. Забавна по-детски улыбка, Видишь пляж и шезлонг на песке. С бликом солнечным резвая рыбка Безмятежно играет в реке. С воскресенья на понедельник С воскресенья на понедельник В стирку брошены тряпки зимы. На природы чумазый наперник Торопливые руки весны Травянистое ткут покрывало, Выбирая поярче цвета. «Расстелить бы скорее, устала», – За работой вздыхает весна, И сплетаются смело в узоре Одуванчики и васильки. Жаль, закончит не завтра, не вскоре – Календарно в другие деньки. А пока не настал понедельник, Серых туч налитые кули Перемелет в муку ветер-мельник, Белым снегом коснувшись земли. Бродяга Бродяга, город стен принять тебя не может. Стираешь каблуки о камень мостовой, А ночь под бой часов усталость дня итожит, И гасит свет в окне вернувшихся домой. Зря ждёшь - не скрипнет дверь и не протянут руки. Молчание - в ответ лишь злобный брех собак. В постелях тёплых спят твои былые други. По улице пустой крадётся хищно мрак. Вельможный мастер тьмы в одеждах черной ткани Сжимает он стилет из стали холодов И до костей тебя, раздетого, буравит, И рукоятью бьёт из смерзшихся снегов. Ты был когда-то юн, и улыбалось звёздно Оконное стекло твоим большим глазам, Переверни бокал - все выпито, и поздно Засохшие мечты искать на бязи драм. Бродяга, в город стен напрасно ты вернулся, Прошла дорога лет окольной стороной... Разбитый вдрызг фонарь блудливо ухмыльнулся, И шаркнули шаги отрывисто: "Чужой!"
Дата публикации: 11.11.2012,   Прочитано: 5551 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.08 секунды