Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души35 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Парфенов Егор

Палач Петра Великого




Палач Петра? Да разве Петра казнили? - спросит всеведущий читатель. И, конечно же, будет прав.
Петра Великого никто не казнил, но он сам был зачинателем, руководителем и соучастником казни старой матушки-России - наивной, упорной в своих вековых привычках и привязанностях, чурающейся всего иноземного да нового.
Кто досаждал царю? Как ломал он русскую старину и что получили мы взамен? Стоила ли изрядная выдача кровавой ломки? - Задумайся вместе со мной, читатель.
Автор

                                                                                  


О русский простодушный наш народ!
Ни злато и каменья диадемы,
Ни лавровый венок, сената милость,
Но только невесомый нимб небесный
Достоин увенчать его чело.

И если бы себя он не снедал
В бунтах кровавых и в свирепых казнях,
Не бедовал от пьянства и усобиц -
Взнуздал бы время, охватил пространства
И реки слёз улыбкой иссушил!





        Часть первая


                I.


- Москва не город, а кишкам морока.
Проснулись, чтоб им в наволочку жесть!
Кричат, стучат… В сей жизни мало прока:
И миски щей нельзя поутру съесть…

Матвеев Артамон[1] кивнул подручным -
Мол, снеди жаль, но день не будет скучным.
К нему с докладом ворвались гонцы:
На Кремль походом движутся стрельцы![2]

Вот Софья[3], Милославское исчадье! -
Раскрыла пасть на братнин каравай,
Ей бабьи не по норову оладьи.
Ей шапку Мономаха подавай!

…Примчались, растеклись, заполонили;
Из тысяч глоток - дух капустной гнили:
- Изменников к ответу; ай, люли! -
Нарышкины[4] Ивана[5] извели!

- Да что за наговор, с чего вы взяли?
И что за пёс напал на вас с утра?
Здоров он! - "Покажите!" - Показали.
Ивана, а ещё царя - Петра[6],

Которому и десять не сравнялось.
Дитя, конечно, малость напугалось:
Пред ним толпа - возможно ль допустить! -
Пришедшая родне за что-то мстить.

Отметив перемену настроений,
Матвеев не спешит стрельцов ругать:
- Охотники найдутся, без сомнений,
Соблазн чинить да бреднями пугать,

И головы стрелецкие дурманить,
Так мой совет вам - прекратить буянить.
Предупреждаем дурней и дурёх,
Что мы считаем. Максимум - до трёх!

…Осталось дать простейшие команды,
Да умному чего-то не с руки,
И на глазах у всей стрелецкой банды
Берётся кто за дело? - дураки,

Беда России. Одного хватило[7].
Пришёл начальник, точно - не светило,
Но чванства петуху не занимать,
И стал стрельцов склонять из мати в мать!

А тех оно задело за живое.
Немножечко послушали в тиши -
Вскипела кровь, взыграло ретивое,
И взяли петуха на бердыши!

Лес гибнет не от силы суховеев -
От искры. "А куда сбежал Матвеев!?
В сенях, поди. Хватай его, ур-ра!"
И тащат, из-под носа у Петра.

Хоть хорошо - не мучили, не били;
Быстры удары молний при грозе -
Едва ли на лету не изрубили,
Припомнив тренировки на лозе.

Матвеева безрукая частица
Уже и не могла перекреститься;
Огонь в его очах почти погас,
Но он успел сказать негромко: "Раз!"

А кровь лилась, обильнее водицы…
Желал ли он того? - возможно, нет, -
Но воспитатель матушки-царицы
Петру оставил страшный свой завет.



Тишь. Лёгкий скрип пера. Никто не дышит.
Отчизне что История пропишет -
Гипноз? гемодиализ? скальпель? плеть?
Что нас излечит, как преодолеть

Гордыню, властолюбье, лицемерье?
Наш вековой удел - платить врачам.
Русь тянут в пропасть отчее безверье
И небреженье дедов к мелочам.

             * * *

В науке исторической новатор
Уж коли оказался литератор -
К сапожнику спешите, господа.
И съешьте пирожков там, не беда.[8]

А если поэтическим задором
Историку зажжёт в глазах круги -
Пирожника найдите под забором;
Глядишь, он вам стачает сапоги.

Коль металлург, раздувши грудь мехами,
Вдруг пискнет об истории стихами!..
Отведать башмаков вам предложу?
В блины обуться? - Не соображу!

               *

Историей Отчизны не манкируй[9];
Она, как мать, единственна, к тому ж -
Хоть чуть подправь, хоть где подретушируй -
История болезни наших душ.

В науках - свет, мы тезу[10] знаем эту;
А можно ли обычному поэту -
Вздохни, учёный муж, и погрусти -
Истории фрагменты привести?

Эксперта? - да спросите хоть чекиста,
И ювелир вам скажет: "Сто карат!
Поэт в России больше очеркиста,
И даже пародист ему не брат;

Не тянет по числу различных премий
До президентов высших академий,
Особенно художеств и наук,
А так и Вальтер Скотт ему не друг!"

Вообще, когда отхлынет русофобство,
Поэт для нас - как светоч всех надежд,
Но создаёт народу неудобство,
Особенно средь кипенных[11] одежд.

Не драка ль? что за шум средь лазарета? -
Встречают приболевшего поэта.
"Мне б градусник, не надо к главврачу!
И "всем[12]" для вас служить я не хочу!"

Увы и ах! не встречен так прозаик.
"Что, Заячий вам остров[13] описать?
Да тут не про морковку, не про заек,
Не репу на плантации чесать,

Не парою страниц перевернуться!
А вдруг - беда! - поглубже ковырнуться,
Как снег растает, отзвенят ручьи?
И заячьи там кости, или чьи?"

Ответственность иная у поэта,
Ведь сколь бы он России ни твердил:
"Нашёл! в шкафу чухонском - два скелета!" -
Поэт, сиречь дурак, пером водил.

На почву на такую кто пришедший,
Тот, право слово, чистый сумасшедший!
Лечусь. Тянусь к читателю, расту.
Так будем и писать начистоту!

Писать о происшествиях в державе,
Пророчествах, науках, колдовстве.
О доблестях, о подвигах, о славе.[14]
О крови, нищете, о воровстве…

             * * *

Огонь! От сковородки - гром раскатов.
Создатель несравненных ароматов,
С приправою в приподнятой руке -
Поэт на кухне, в белом колпаке.

"Рецепторов безжалостный мучитель! -
Сквозь шум сосед-аллергик заорал, -
Клянусь, мясник мне в этом поручитель,
Ты странные продукты подобрал!

А любопытно знать - апчхи! - узрю ли,
Что за пожар вокруг твоей кастрюли?
Понятно - ты не выдашь миллион,
Так обеспечь хоть полупансион

Худой поэмы чахлому герою,
Не потчуй винегретом из имён!"
Читателю рецепта суть раскрою:
В кастрюле борщ, смешение времён.

Я борщ варю. Коренья есть в отваре?
Крошу, кручусь, как Джулио Чезаре,
Помешиваю левою ногой.
Bon appetite, читатель дорогой!





                  II.


Стена дерев, копыт удары гулки,
Зефир свистит в ушах: "Напейся всласть!"
Благословенны конные прогулки;
Бывает, их итог - монаршья власть.

По травам сочным - серебром узоры;
Не близок путь, луна, да шпоры, шпоры!
Бродяга-ветер в молодых кудрях. -
Пётр возмужал, уже семь лет в царях;

Порассуждать про порты и портвейны
Не по годам любитель и мастак,
Потешные уж стали нешутейны…
А всё-таки дела его - табак!

Не то грозит фантазиям и планам,
Что делит царство на двоих с Иваном,[15]
Но домом правит Софьино зверьё,
И два царя - лишь куклы для неё.

Ну, к Ваньке - пусть и слаб умом, и болен,
Да оба Милославские - добра;
Кремлёвский круг таким царём доволен.
Вот только норовит загрызть Петра.

Со скоростью безвредной черепахи
Премного-долго нагнетались страхи.
Вдруг двое ворвались, глаза блестят:
"Не мешкай! Извести тебя хотят".[16]

В убежище отныне только женском,
Над коим чёрный ворон всё кружит, -
Уж нет Петра в ночном Преображенском:
Сломя главу, он в Троицу бежит.[17]

               *

Наутро весь посад обхохотался:
"Приехал! На карбасе[18] покатался!"
Нарышкиных, напротив, бил испуг:
"Ведь Божье дарование! - и вдруг…".

Покроет ли столь юные побеги
Шершавая и грубая кора?
Ужели волю Альфы и Омеги[19]
Сокроет тьма? Соратники Петра

Сперва притихли, вид у всех смятенный:
Ужели корпус новообретенный
Российского трудяги-корабля
Остался без ветрил и без руля?

Но многие на раз умом проснулись,
И Кремль иссох, захолодел, уснул:
К законному монарху потянулись,
Да Троицы магнит перетянул;[20]

Признайте: человека красит место!
Кремлёвским полсажени до ареста,
Причём иным до дыбы полкнута,
И Соньку не забудут. Красота!

…Совсем недолго пустовала рубка;
Подъём штандарта грозен, как прибой.
Ах, смена власти - что за мясорубка!
И сколько фарша с кровью голубой!

Здесь нужен люд с мозгами, башковитый.
Гляди: Сильвестр! туда же - Шакловитый.[21]
По слабости один допущен пас:
Василия Голицына - в запас.

…Покойно, в дымке утренней кровавой,
Без криков истеричных "Порублю!",
Овеянный младой и грозной славой,
Из Троицы поехал царь к Кремлю.

Тьма конных, экипажи, лица, дроги…
Пётр едет впереди. Вдоль всей дороги -
Годящиеся возрастом в отцы,
Встречают покаянные стрельцы.

Любой - белей, чем мел, в одной рубахе;
Все, судной ожидаючи поры,
Сложили сами головы на плахи
И рядом повтыкали топоры.[22]

- Для наших душ уж тело - не одёжа.
Премилостив пребудь нам, царь-надёжа!
А коли нет - маленько тормозни,
Да, шаг за шагом, всех переказни!

…Какие мысли просьба породила?
Годами многоустая молва
Во всех концах судила да рядила,
Сколь странно государь ответил: "Два!"

И - что, конечно, не в пример приятно -
Потом добавил более понятно,
Покуда молодая седина
Сбиралася вкруг лиц белее льна:

- Коль вас казню, России быть с прибытком?
Всё! - занавесь задёрнута. Финал.
Но сей феатр запомните с избытком!
И лечь костьми, чтоб я не вспоминал!!

- Да за тебя хоть в первом акте ляжем!
Хошь - в горе, хошь - с весёлым макияжем.
А жить всё будем скромно, не грубя.
Детей вернее нету у тебя!

"Ну, что нам до толпы? - вопрос предвижу, -
Как Пётр?" - Он едет с холодом в груди:
- Люблю ли я стрельцов, иль ненавижу,
Но этих дел развязка впереди.

Прилежно ль, дети, вывели вы строки?
Усвоили ль истории уроки?
Готовы ли ответить у доски?
Ведь если нет - изрубят на куски!

Стрельцы! не загубить бы вам здоровье!
Покорность силе, впереди всего, -
Одно необходимое условье.
Но только недостаточно его.

Легли на плахи, горьки слёзы лили? -
Ко времени покорность проявили.
Но дальше театральный сей приём -
Мы по кускам. Подробно. Разберём.

Пройдут года, случатся беды разны,
Вновь маятник качнётся взад-вперёд,
Вас обуяют многие соблазны,
И - "День настал!" - лукавый пропоёт.

Случай произойдёт - клыком скрипите,
Но главное условие - терпите!
История выносит приговор,
А вслед ведёт искусственный отбор.

               *

Finita! Эпизодец разобрали,
В виденья дней тревожных окунув.
А вот стрельцов в итоге покарали! -
Узнаем мы, вперёд чуть-чуть взглянув.

Рыданья, ожиданья - всё смешенно,
Но государь простил их совершенно.
Пришли с огнём, не побоясь потерь,
И он к ним стал суров, как лютый зверь!

…Ты рта не раскрывал, а я уж внемлю.
Поэт, перед читателем стелись!
Что, зверство? - по природе не приемлю.
Но Пётр есть Пётр, а мы разобрались.





             III.


Куда манит нас остриё указки? -
Дворец бумажный, азбука из сказки.
Два персонажа на одном крыльце,
И оба представляют букву "цэ".

О Русь! Всех нас, с пелёнок и до гроба,
Пленяет неизменно твой букварь:
То Каплера страдать заставит Коба,[23]
То Цыклеру[24] ломает ноги Царь.

А до чего был крут, ходил - не гнулся;
Как вовремя к Петру переметнулся!
Придворный спорт: успей перебежать
(Да знай, к кому), так станут уважать.

Значок дадут? Желейную конфетку?
Глядишь, и чин, немалое сельцо.
Сперва, мил свет, заполни-ка анкетку -
И государь решит, в конце концов.

"Не овладел. Ни польским, ни моравским".
"Не состоял". - БЫЛ В ДРУЖБЕ С МИЛОСЛАВСКИМ[25]!
Дьячок, узрев, не пожалел чернил:
"И. Цыклер. - Упреждаю. Утаил!"

В делах сторонник точности, до буквы,
Тем паче - перед сдачею тузов,
Царь жалует И. Ц. стаканом клюквы -
Назначил строить крепости в Азов.[26]

…Мальчишник. Три лица, и все суровы.
Кто говорит про ягодки Петровы? -
Сам Цыклер, Соковнин в петлю полез,
И Пушкин[27], что создал проект А. С.

(Не путайте с АЭС!) Решили просто:
Никто у них не вправе отбирать
Возможности для творческого роста!
Тем самым надлежит Петра убрать.

…Проверить трудно, каковы детали:
Не немцы ли "жучков" им навтыкали?
Донёс ли самый бойкий из "птенцов"[28]? -
Вдруг входит Пётр. И группа молодцов.

          Пётр - Цыклеру

- Сознайся: ты и есть всему виновник?

          Ромодановский[29]

- Призвать стрельцов к дознанью, или нет?
Ведь Цыклер, как-никак, у них полковник…

"Два с половиной!" - был Петров ответ.

Не получив инструкции подробной,
Но чувствуя: весь фокус в части дробной,
Все замерли; найдёт особый стих -
Поделят два с полтиной на троих!

Учёный Ромодановский очнулся:
- Не любит бомбардир[30] митинговать,
Сей темы деликатно он коснулся.
Задача: всех троих четвертовать

Да по кусочку вывести за штаты.
Потом не округлить ли результаты?
Чтоб по науке, правильно дробить -
И головы не худо отрубить!

Довольно прошлой двойки в наказанье
Узревших свет наук стрелецких масс;
Оставим лишь пример им в назиданье.
"Быть по сему!" - решил послушный класс.



Наш тренер-царь рубак гонял, как Лодер[31];
Безвременно покинул Пушкин Фёдор
Извилистые жизни сей пути,
Не передав в потомство и "прости!"

Когда Поэт, раздумчив и неспешен,
Воспоминая мглу минувших дней,
Писал: "Петром мой предок был повешен"[32], -
Он знал, что явь была сих слов мрачней.

               *

Кто, шмыгая морковным длинным носом,
В морозы согревается вопросом:
"Что Пушкин - грёз любви был беловик?
Фантом ли он?" - Соседский снеговик.

Я знаю: бедный Пушкин был фанатом!
С надежды замиранием, в крови
Возможно ощущать мельчайший атом
Фанату веры. И рабу любви.

"Откуда знать? В какой, скажите, мере?"
А мы с ним свояки, по той же вере.
Чуть разная течёт по жилам кровь,
Но - вера! но - надежда! но - любовь!

…Снеговика бациллы заражают
Поэзии; он чешет нос-морковь,
И синевою жилы проступают
Под шёпот обречённый: "Кровь - любовь…".

Ах, Пушкин! - не решил проблему эту.
"Любовь" и "кровь" - куда бежать поэту?
Вот грабли, что лежат со всех сторон!
Суметь бы доползти до похорон…

Ах, Пушкин! - настоящая зараза!
Тут, вправду, даже б камень возопил.
Приснился мне всего четыре раза;
Нет, даже три. - Но крови-то попил!

          Читатель

- Отбрось своё корявое лекало!
В ходу уже и рифмы "от Цекало"!?[33]

Грех смертный, в чём немедля сознаюсь!
Исправлюсь. Изживу. Перекуюсь.

Ах, Пушкин! - настоящая холера!
Нигде такой заразы не найти.
Ведь он мне дал всего лишь три примера.
Четыре! - А куда теперь идти?

Что я? - и снеговик подался в барды:
Уж зеленью свисают бакенбарды,
Румянец; перемена не мала…
Глянь, жар какой - морковка зацвела!..

Ах, Пушкин! - ливень, плещущий по крыше!
В разрыве туч, внезапно, - солнца луч.
Велик язык, ниспосланный нам свыше,
И, равно, гений Пушкина - могуч!

               *

Просвет меж туч - отрадная примета.
Мой час, нашлась работа для поэта -
Стихом с утра Ярило подстрекать:
- Очнись! Настало время припекать!

Пришёл конец неделе окаянной,[34]
Опять полнят стеллаж судеб тома,
И жезл передаёт Весне румяной
Седая заговорщица-Зима.

               *

          Меншиков

- Мин херц[35]! Не убоимся правды голой:
Как взял Азов[36], ты стал какой-то квёлый.
Во сне - про Кубок Кубков[37], про Финал…
Брось рюмку! Лучше б мячик попинал.

          Пётр

- Найдётся спорт - глядишь, и позабавлюсь,
На тайм-другой отдамся куражу.
Пока здесь делать нечего - отправлюсь,
На бабушку Европу погляжу.[38]

…Поднатореет, впрок обзаведётся;
Глядишь, сподручный инструмент найдётся,
Брусок ли, для заточки топора.
У них хватает этого добра.





              IV.


     А за яром - иная земля;
     Говорят, не в пример хороша.
     Дважды в год по сам-сто там рожают поля…
     И у песни - другая душа!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                                       и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

     Там премудростям нету числа;
     Девки блещут красой, от белил.
     К ним в учебу царь-батюшка многих послал;
     Кто вернулся, а кто - позабыл!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                                       и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

     А за яром житьё - не поймёшь;
     Вроде близко, а климат иной.
     Лён не сеют, и слышать не знают про рожь,
     И не та синева над страной!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                          и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

               *

Уехал царь. Переживём ли ночь ту,
Что мрачный Запад вдруг на Русь наслал?
…В посольстве радость - разбирают почту.

          Пётр

- Ну, что там Ромодановский прислал?

          Меншиков

- Сперва вопрос, касаемо здоровья.
Затем отчёт: потери поголовья.
И, чтоб не забывал родную речь,
Князь-кесарь приказал тебя развлечь.

Тьма анекдотов: Пётр Ляксеич с Петькой
От белых удирают за кордон.[39]
В том смысле - с Алексашкой, но заметь-ка -
Весельчаков казнил уж под мильон!

"А пресса здесь чаво, а также зритель?"
"Так Вы у нас мильонный посетитель!
Вон Ваша Гретхен - гляньте на балкон,
Где шариками набрано: "Мильон".

Гусиное перо, от фирмы "Паркет"!
И льгота: на особенный манер,
Чтоб гость не забывал наш супермаркет, -
Казнить колесованьем "Гудиер"!"

…Какая жизнь - такие анекдоты.
Рвут струны Паганиниевы ноты,
Ямб судорогой мается стопы.
Что в звуках сих? - Рыдания толпы.

     Пётр пишет Ромодановскому:

- Ты перебрал с работой. Пей побольше!
Умерь жестокость, мой тебе совет.
Узнай о бурных днях в ненастной Польше…
И прочая, и прочая… Привет!

     Ромодановский отвечает Петру:

- Мой бомбардир! Страну трясёт и крутит:
Царя всё нет, а Софья воду мутит.[40]
И ты меня к застолью не зови;
Мы, что ни день, купаемся в крови!

            * * *

                    Милей преданий старины
                    Лишь сабель звон средь мглы промозглой.
                    Но страсть красавицы безмозглой
                    Страшнее атомной войны!

Любовь для Марса - ноющая рана,
Лишь перевязки лишние, бинты…
И с белых яблонь, клочьями тумана,
Опали простодушные мечты.

Как вспомню - передёрнет, затоскую.
Царица-мать нашла жену такую,
Что Грозному могла бы подойти.
Но в теремах искринки не найти!

Пока союз присмотрен был Фортуной -
Пожили молча, лет до десяти.
Но Марс ли обещает деве юной,
Что вечно будут яблони цвести?

Был год, под одеяло залезала,
Но письмами стократно затерзала!
А ныне вовсе - творчества полёт:
Послания в Европу Дунька[41] шлёт.

Ужель её уму откроет пресса,
Что скрыто за замками, за семью?
Супруга ищет на путях прогресса
Возможности вернуть меня в семью.

Хоть трезвой, с бодуна ли, в зной ли, в стужу, -
Не уподобься мудростию мужу,
Особенно - коль любишь и верна,
Послушная российская жена!

     Письмо Евдокии Петру

Тебе ль в угоду не сменю натуру,
Мой государь, мой первый человек?
Грызу литературу. Гну фигуру.
Готова за тобой - хоть в новый век!

И то - для мужа худшей нет напасти,
Чем в темноте - напор безумной страсти!
Здесь инноваций требует прожект,
И озарит всё ложе интеллект!

Хоть трепанаций принимаю муки,
Чтоб стать женой, достойною Петра!
Я, в чае размешав гранит науки,
Два самовара выпила вчера.

И вот мои научные мыслишки:
Как детским мылом вымою подмышки,
Так потом аж за три версты разит!
Навряд ли Гиппократ[42] сообразит,

Какая в сём явлении причина;
Не оттого, что парень тугодум.
Но раб Асклепьев[43], знаешь сам, - мужчина,
А здесь найдёт разгадку женский ум!

Кусочки мыла что собой являют? -
Соль жирной кислоты[44]. Да добавляют -
В связи с большой поставкою в гарем,
Иль в детское ли мыло - разный крем.

Вот сладость для микробного народа!
Какой бы их верёвкой ни вязать,
Сбегаются - со всякого прохода! -
Дабы в подмышках крема полизать;

Десерты микрофлору привлекают.
Нажрутся и, наверное, икают…
А мне - хоть прячь достоинство в норе,
Такое по дворцу несёт амбре!

Любезный друг, прелучша половина!
Письмо сие на дисеры порвут:
Довольно ж достоверная картина.
"Предтечей Гамалеи[45]" назовут.

Мил свет, куда царице подеваться?
Хозяйственным ли мылом умываться?
(Прости за хреативный интерес!)
Умнею. Изучаю политес.



Жена в науки вздумала соваться? -
Объезди свет, так нет её косней.
Руси царица! Как тут не взорваться!?
Приеду - что-то делать надо с ней.

               *

"Европа - бесподобный палисадник!" -
Твердят послы, как, впрочем, и урядник[46].
Лишь в Вене их гнетёт имперский дух,[47]
Который тяжелее рижских[48] двух.

Довольно сим местам Петра печалить,
Переговорам тягостным конец;
Пакуем вещи, собрались отчалить.[49]
Вдруг конский топот - из Москвы гонец.

Обвёл посольских взглядом твёрже стали
И молвил: "Государь! Стрельцы восстали"[50].
Читатель милый! Я держу пари
За то, что добрый царь ответит: "Три!"

Бьём Западу челом за хлебосольство.
Европа! - не скучай; пока, пока.
Иссяк родник великого посольства,
А нас великой крови ждёт река.





               V.


          Первый стрелец

- Вселенский срам! Да видано ли в мире,
Чтоб царь являлся людям не в порфире[51]?
Чтоб люд служилый мучил без конца,
А немца чтил, как родного отца?[52]

          Второй стрелец

- Уж точно, не с небес послушал зова:
Умчался за границу, невтерпёж! -
А воинство оставил у Азова,
Где к вобле кружки пива не найдёшь.

          Третий стрелец

- Не наигрался смолоду в "Зарницу[53]"!
Теперь погнал на польскую границу.
С Лефорта ли по строгости взыскать? -
Здесь к пиву связки воблы не сыскать.

          Второй стрелец

- Потом куда брести, до Сахалина?
Вот умники, придумали канву!
А у меня в Зарядье половина,
Да не пущают заглянуть в Москву.

          Третий стрелец

- Ах, ты москвич, а я - рябой, из Вятки?
Да там у всех и жёны, и ребятки.
И там же - вспомню, сердце разорвёт! -
Царевна в Новодевичьем живёт.



Хотя он всё молчит, лишь всё крепится, -
Наш мужичок за женщин, за родных
Способен не на шутку заступиться!
Особенно - не видя отпускных.

Раз с отпуском начальники тянули,
Стрельцы и сами к дому повернули -
Царёвый ботик[54] утопить в пруду
Да вырубить Немецку слободу[55].

- Хлебнём чрез край на сердца именинах!
Порядок на земле необходим:
Италикам лафа на Апеннинах,
А Русь - для русских. Как и Третий Рим[56].

…Стрельцы не знали - тяжкая дилемма! -
Им Ромула зарезать или Рема[57]?
Всё ведать, человек - не автомат.
Кто подвернётся, тот и виноват!

               *

- Не устою, так головой в колодец;
Ей-ей, не подведу триумвират[58]! -
Плечистый Шеин[59], славный полководец,
В день смутный поддержать порядок рад.

Крепки полки, изрядны пушки были;
Лишь пареную репу[60] позабыли.
Чем дать салют? Вестимо, не пшеном.
Пришлось стрелять, хотя бы чугуном.

Палят! Куда крестьянину податься?
Чем биться? - ни пищали, как на грех.
Стрельцы решили: само время сдаться.
Знай, Шеин, - царь отметит твой успех!

             * * *

                    Хоть милёнок мой свежо
                    Начал выглядеть в "Пежо",
                    Плачу я всё горше:
                    Почему не "Порше"?

Поговорить пристало про поляков.
(Как только царский поезд въехал в Краков,
Летит гонец: стрельцы посрамлены!
И на Руси - ни мира, ни войны;

В том смысле - недовольных, правда, много,
Да загонять коней уж нет нужды).
…Чарует глаз от Кракова дорога;
С сим милым краем нет уже вражды,

Но даже есть приязнь с монархом новым[61],
Разгульным и из ряда вон здоровым,
Любителем грызни из-за куска.
Припомните, как к Польше шли войска, -

Те самые, вы сразу догадались, -
Кляня Петра - мол, дёргает рулём?
А вдруг - война?! Магнаты испугались
И Августа избрали королём.

С панами прежде казус вышел, яко
Напившись на ночь глядя арманьяка,
Наутро объявили люду, де
Желают королём иметь Конде.

Людовику казалось: Украина,
Лишь принц заляжет в польскую кровать,
Одно, что под окном - люли-малина.
Но только Пётр не стал её сдавать.

Француз не прост: он старый друг эфенди
И про коньяк армянский бает - "бренди".
А вдруг да он, разборчив от и до,
Изволит звать цимлянское - "бордо"?

Сей казус мог седых добавить прядок
Главам, желавшим Польше дать уют,
Но царь сказал: в Германии - порядок,
И там курфюрстов куры не клюют.

Союзникам случилось повстречаться;
Понравились друг другу, ну брататься!
Саксонец хочет удаль проявить,
Царя Петра по-братски удивить.

Король, поправший лавры звёзд корриды[62]
(Геракл, причём не старый, а в соку!),
Поднял клинок, подарок от торсиды,
И голову ударом снёс быку.[63]

Но у царей - особенная гордость,
И наш Петруша проявляет твёрдость:
- Да пусть бы он тянул своё "му-му!"
Скотинку жалко. Я другим возьму…

Достал из ножен кортик, чуть прогнулся,
Подбросил в воздух нежную тафту,
Взглянул на ткань, легонько замахнулся -
И пополам разрезал налету.[64]

Лефортова наука! Август бедный
Пытался, но забавы сей безвредной,
Хоть и точил алмазом свой клинок,
И в сентябре освоить всё не мог.

          Август

- Любезный брат, Вы задали мне перцу!
Подобное искусство здесь внове.
…Нам подданные новые по сердцу,
Хотя у них прусаки в голове.

Ругнёшь их: "Donner Wetter!", для примера, -
Они с апломбом: "Сир, да мы - "ХОЛЕРА"!"
Но, сколь я успеваю заключить,
Язык сподручный. Надо изучить.



Петру немного грустно от разлуки;
Прощай, король! А мыслям нет конца:
- Крутому парню да топор бы в руки!
Создаст ли Русь такого молодца?

               *

Остановивши на краю Геенны
Страну, монарх затеял перемены.
Царям словечко вспомнится "опричь[65]" -
Хвать ножницы, и ну Россию стричь!

Державу вздыбил, том судеб листает;
Рука тверда и вера горяча.
Чего ему для счастья не хватает?
Хорошего, с размахом, палача.

Возможно ль без звериного оскала,
Лишь выводя рулады, как в "Ла Скала",
К вратам Царьграда славный щит прибить?
А из Невы-реки воды испить?

Не тратьте время в беспредметных спорах;
Нам ни к чему диктаторский режим.
Нашёлся б лишь ТАЛАНТ, и на просторах
Руси консенсус полный достижим!






                    VI.


     Полагая, что пологая кривая
     Всё же выведет Отечество из бед,
     У развилки иву спросим: "Золотой ли будет осень?"
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Тихим шелестом манишь, ветвями гонишь.
     Вправо? влево повернуть? - нам дай ответ!
     Ты нам толком объяснишь, куда ты, в сущности-то, клонишь?
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Охвати меня извивами, родная,
     Пеленой меня укрой листвы и лет.
     Вдруг, друг друга обнимая, мы уснём под шелест мая?
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Имена своих имений забывая,
     Вся Россия, край от края, ждёт ответ.
     А пока, за неименьем, мы стоим в недоуменье…
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

               *

Дремота. Затекли и ноют ноги.
Глубокий взгляд… цыганка у дороги.
Колёса вязнут, ищут след в грязи.
Милок, протри глаза! Притормози.

Вестей ли? подтверждений ожидаю?
Но я не юн, и в жилах не мороз.
- Кого-то ждёшь? - "Дай руку, погадаю".
- Да что ж рука? Ответь лишь на вопрос.

- Ответят небо, случай и природа.
- Чрез полтора в пути прошедших года
Я еду выкорчёвывать беду.
А палача хорошего найду?

- Случай застанет там, где и не чаешь.
Забудь искать. Зачем тебе палач?
Ведь ангела ты скоро повстречаешь,
Он смысл тебе откроет слова "плач"!

"Понятно, ожиданье было ложно.
Вот так и потерять лицо несложно -
Чтоб сон прогнать, наслушаешься дур!" -
Пётр сел в коляску, нелюдим и хмур.

- Дождался! - Принимают за болвана.
Стоит у перекрёстка, людям врёт…
А впрочем… впрочем… - смотрит как-то странно.
Уж дайте рубль. Поехали вперёд!



Мне сотни вёрст в дремоте будет сниться
В суглинке обод… польская граница…
Смуглянка - символ рая в шалаше…
И взгляд, струну затронувший в душе.

             * * *

                    Скоро жизня станет адом;
                    Милка, зонтик приготовь -
                    Я обрушу водопадом
                    На тебя свою любовь!

Царь прибыл!! Люд дворовый не ревнует,
Но после разобрать не преминёт:
Сколь раз наш свет царицу поцелует?
Надолго ль сына на руки возьмёт?

Иль, европейским щегольнув загаром,
Почти тотчас отправится к боярам?
Где быть табличке "Красное крыльцо"? -
Политика! (заморское словцо).

Есть ставки: в первый день напьётся в штабе,
Их принимали - гривна к четырём…
Но Пётр все карты спутал: мчится к бабе,
Да, к Монсихе[66], - возись она конём!

Не сыщешь девки более беспечной:
Ни на окне рассады огуречной,
Ни в погребе грибочка не найдёшь.
И чем приворожила - не поймёшь!

Наш Петя, жертва западной культуры,
Покудова петух не проорёт,
Ей дарит ювелирны гарнитуры,
И… энто… в общем, за руку берёт.

Под утро, разомлев от этой ласки,
Он говорит: "Пусть будет всё, как в сказке;
Запомним блеск столь радостного дня.
Проси, чего желаешь, у меня!"

Бывает, пустослов проговорится,
Но у Петра, и вправду, мысль была:
Не стать ли Анне русскою царицей?
Тем паче - Евдокия допекла.

- Что захочу? Мне можно ВСЁ? - Как мило!
Она с трудом немалым подавила
В очах свой интерес… восторг!.. боязнь?
"Не медли. Я хочу …увидеть казнь!"

Петра как будто обухом задело:
"Заказ изрядный сделала, ЛЮБЯ,
Презревши трон. - Немыслимое дело!"
Но он сказал, не уронив себя:

- Застать росу спешишь ли, недотрога?
Ведь час пробил, и казней будет много.
- Такой одной трёмстам не заменить!
Сим утром будут юношу казнить;

Здесь зрелище - из первых в высшем ранге;
Узнай Мальбрук[67], он ложу бы купил.
А этот мальчик видом - сущий ангел.
…Он топором отца перерубил!

…Откройся мне, сознания изнанка!
Забрезжи, свет в окне… ах, да, - цыганка!
- Останься. Я немедленно займусь.
…Сломаю шпоры, мячиком сожмусь,

И пронесусь вдоль Яузы журчащей,
Москвы-реки[68]… Вдруг, словно куст к кусту,
Покроет люд сплошной дремучей чащей
Васильевского спуска[69] пустоту.

Скорбят!? - всегда ж визжат, как скоморохи…
Ах, Человек и Жизнь - такие крохи!
Лилась бы кровь, примчись не я, а Руст[70].
…Узнаем, ЧТО есть Плач! - из первых уст.






               VII.


                    Петра живописую ли, Демида,
                    Но для меня поэзия - коррида!
                    Метая взгляды, как гранит из пращ,
                    По строкам волоку свой красный плащ…

                    И, формулу любви открывши в генах,
                    Жгутом связала дрожь железо в венах.
                    Добьюсь ли? Уклонюсь? Уберегу
                    Живот от острия?.. Ужель - смогу!?

Когда ко мне (с какой же стати, братцы?
Не стоит поднимать такой галдёж!)
Центр творчества пришлёт ума набраться
С горящими глазами молодёжь,

И зададут вопрос мне философский:
Рука иль мозг опишет век Петровский? -
Прочувствовав, отвечу не спеша:
- У автора центр творчества - ДУША!

Рука пером лишь водит по бумаге,
А мозг, в отдохновении, следит:
"Чудно! Каков финал сей дивной саги?
Так что СОСУД СЕЙ ТОНКИЙ уродит?

Ходы какие будут в промежутке?
Что - острые? тупые? Или - жутки,
Не зная их названия, в тоске,
Фигуры передвинем по доске?"

Прошла любовь, увяли помидоры!
Диковинку найдём ли, днём с огнём?
Из сказочного ящика Пандоры[71]
Мы новую фигуру достаём.

Известно: короля играет свита.
Чем более общественность сердита,
Тем чаще и монарх спешит развить
Фигуру, чьё призванье - лишь РУБИТЬ!

Здесь вряд ли ремесло, и не наука.
Из дерева искусник топором
Хоть ангела ваяет; вот так штука -
Столь тонко, не опишешь и пером!

Осталось лишь вздохнуть: "Какие люди
Снимаются отнюдь не в Голливуде!
А кто и не снимается - лишь стих…"
И наш герой, он есть ли среди них?

Наш СТРАХ… Отцеубийца окаянный!
Народа смертный грех и в Вечность мост,
Слеза Руси и стон наш покаянный. -
Гляди!! Выходит Дрюча на помост!

               *

Чтецов ли? мудрецов? спросить ли мимов,
Как вознестись превыше херувимов?
А коли пасть, тогда уж - данке шён![72] -
В шампанское. Ну, можно - б-р-р! - в крюшон.

Мечта любой осы - упасть в варенье!..
Гордыня - вот вам мнение моё -
Даёт лишь самолюбию паренье,
А вот вреда не видно от неё.

Гордыня - грех? Не ломит кости паром!
…Задумал уподобиться боярам,
Не видя у верёвочки конец,
Московский состоятельный купец.

Прононсу ли разбавить просторечье?
Изящество с фамилией Дрюон,
Из дальних стран жену в Замоскворечье
Привёз купчина, Чахлый Родион.[73]

В купеческой семье и уродилась,
Но фирма "Жан Дрюон" вдруг разорилась,
И смерть любимой мамы, вслед отца,
Явилась довершением конца.

Как вдруг месье, улыбка - Фебу[74] впору,
Рукою твёрдой начал дверь трясти:
"Я Жану обещал об эту пору
Отменного товару подвезти!"

Одет довольно странно, но опрятно.
Узнавши, поражённый неприятно,
Достаточно понятно произнёс:
"Мне Жан в тот раз подарки преподнёс.

Так я б с его делами разобрался,
И, может, что добавлю от себя".
"А звать Вас как?" - "Роди". Он постарался.
И сирота уехала, скорбя,

В далёкий край искать чужого счастья.
И Феб ли ведал: худшего ненастья
России небеса не заключат,
Чем в день, когда их первенец зачат.

…Москва не знала моря разливанней!
Прелестного младенца Родион,
Библейски просто, нарекает Ваней;
В жену свою, красавицу, влюблён, -

Желает пополнения семейства.
Рожденья день явил и тьму злодейства:
В столице государевы стрелки
Матвеева порвали на куски.

О чём тут горевать, скажи на милость?
Акулы мрут и валятся на дно…
Но атмосфера в доме - изменилась,
Открылось обстоятельство одно.

Была в ребёнке - не скажу, что робость, -
Но некая сердечная особость.
Лишь тонкостию слуха своего
Мать знала: сердце СПРАВА у него!

И предзнаменованьем этим мрачным
Чувствительность Мари потрясена.
Как прежде, брак казался ей удачным,
Но юная купеческа жена,

Подряд троих, даёт мертворожденных.
Когда ж чредой смертей обыкновенных
Великий материнства сломлен дар,
То счастье превращается в кошмар!

Муж жаждет вновь зачатия ребёнка;
Не слыша стон в измученной груди,
Напав, как косолапый на телёнка,
Пыхтит всю ночь: "Ро-ди! Ро-ди! Ро-ди!"

Купец, узнав бесплодность наступленья
И встретив выраженье отвращенья, -
А плечи - сверх сажени в ширину! -
Воспитывать сподобился жену.

- Ах, вот ты как, бруссельска кочерыжка!
Да мне цена!.. - не найден тот металл!
Ты знашь, кто Я? А твой отец - пустышка,
Ни в жизнь его за ровню не считал!

Мне хоть бы и служить - дворян обставлю.
Не буду жить, но УВАЖАТЬ ЗАСТАВЛЮ!
Сам князь Василий говорит порой:
"Вот - целостная личность, вот - герой!"

…Но только аневризма гуманизма
Кипеть давала крови не вполне,
Ведь ментор[75] сам из жертв европеизма.
Лишь гладил! полотенцем - по спине.

Читатель зарубежный! ты ведь знаешь:
Вряд муху полотенцем напугаешь.
Но правда и в ином: у нас страна,
Где и салфеткой выдерут слона!

О жёнах не заботиться негоже;
Купец себе пароль сей затвердил
И с сухостью боролся женской кожи:
С чуть влажным полотенцем заходил.

          Читатель

- Про банный день начнутся рефераты?
Ты личность покажи! - а результаты,
Когда с тоски за чтеньем не помру,
Уж я без полотенец разберу!..

Изволь. Сие лицо в удобном месте
Истории покажут витражи.
…Толпа вкруг Родиона - морд на двести,
Скандирует: "Потапыч! Покажи!!"

- К чему пугать коней? Но, коль хотите, -
С народом не заспоришь - что ж, ведите!
Но только прегорячих чтоб кровей,
И - сразу уговор - поздоровей!

…Ведут ли скакуна каурой масти,
Иль волоком он конюхов влечёт?
Что не по нём - узду порвёт на части,
Такие по стране наперечёт;

Из глаз уж сыплет искр другая тонна!
Вдруг лошадь замечает Родиона
И начинает голову клонить,
Как будто попросила извинить.

Потапыч, подойдя едва ль не в лени,
Кладёт на холку - кисть, не куль с зерном,
Но странно что: у лошади колени
Мгновенно заходили ходуном!

Ещё одно мгновение - средь торга
Прегромкий раздаётся вопль восторга!
Шажочка два скакун поотступал,
Да тут же на колени и упал.

Визжат мальчишки, воют даже бабки:
"Вот диво! Ай, Потапыч! Ну, силён!
Красавца как он кинул-то - на бабки!"
Любимец пол-столицы - Родион.

…Премногая тебе, читатель, лета!
Как личность? каково глядит с портрета?
Фас, профиль! а три четверти! - три-птих!..
А результатов - вовсе никаких.



Милиции любого региона,
Чтоб навыки профессии впитать,
Про житие купчины Родиона
Полезно, хоть в стихах, а почитать.

Да, улицы плодят дурман, заразу;
Бывают и убийства по заказу…
Но самый изощрённейший злодей -
Лишь в спальне и на кухне у людей.

Потапыч (не спьяна, не в день зарплаты)
Ходил к жене - как в лавку, для трудов.
Я чуть ошибся: бы-ли результаты!
Но не было - поверите!? - следов.

Уж каждый день, иль только в выходные
Являлся к ней - не знали и родные.
Поэтам сласть - под звёздами брехать;
Купцам, хоть раз, да надо отдыхать?!

Пока хозяин дома отдыхает:
Съест отбивную, ляжет потужить, -
Слаб человек! - жена его харкает…
Но отбивной, порою, - есть, чем жить.

…Она вдруг чует ток в любой реснице!
И мановеньем ног по половице,
Пригнувшися под рамами окон,
К ней ангел приближается сквозь сон!

Четыре? шесть ли лет сему виденью?
Да было и двенадцать, что с того?
К её ногам припав солёной тенью,
Он матери не скажет - ничего,

Она ему - ни слова не проронит.
Лишь пальцы на макушечку уронит, -
А пальцами читают, или нет? -
И чувствует подушечками свет!

Да, счастье материнства - это смелость,
Сыновняя любовь - сложенье крыл…
И столько им сказать ВСЕГО хотелось!
Но, как они, - НИКТО не говорил!

…Ребёнок возрастал, отверзши очи.
Он редко спал хотя бы по полночи,
И мамина рука по голове
Кружила тенью облака в траве…





               VIII.


Четырнадцать годков сравнялось Ване.
Кудрявый белокурый Купидон[76]
Был статью отражением папани,
А синевой очей - как есть, Дрюон.

Пришла пора, призвал купчина сына:
- Души моей и счастья половина!
От сердца молви, лишнее отсей, -
Заняться чем желаешь в жизни сей?

И ныне дай ответ не боязливый -
Прямой, как своему духовнику…
- Прости меня, отец мой справедливый! -
В подручные желаю. К мяснику…

Лицо купца почти не омрачится:
"В домашнем тож хозяйстве пригодится".
Кто ж знал, что это - Вечности звонок?
- Хорошая профессия, сынок!

               *

Прошло три года. Сцена на экране:
Жар, полумрак, два веника… парит…
Потапыч с мясником болтают в бане,
Отцу наставник сына говорит:

- Уж ты как хошь, в глаза хвалить не буду,
Но всякий мёд - познай свою посуду!
Здесь - чистая слеза, завод "Кристалл"[77];
Ты парня золотого воспитал!

Глаз, точность, но - огромные ручищи;
Ломает рёбра, в пальцах теребя.
Сказать-то страшно: думаю, дружище,
Что силой превзойдёт он и тебя!

Вниманием к клиенту потрясает:
Ну, бабушка столетняя растает,
Как для неё, из уваженья лет,
Нарубит - солнце видно на просвет!

При этом книга Гиннеса рыдает;
В соседних лавках - досточки трясёт;
На девушку засмотрится, бывает,
Так и чурбан ударом разнесёт!

Да, ждёт его большая популярность…
Сердечную, Потапыч, благодарность
От цеха от всего передаю.
Таких ребят не много и в раю!

Природа, коль даёт, - не экономит.
Жаль, братьев нет; снесли б любой барьер!
…Не жарковато? - "Пар костей не ломит.
Потом я остужусь, на свой манер!.."

Купец, успевши в бане натрудиться,
И впрямь - к жене заходит остудиться.
Как вдруг зовёт, средь мыслей одинок:
"Ванюша! Загляни сюда, сынок!"

И молвит: "Вот так новое коленце!
С чего бы вдруг? - немыслимо уму!" -
Лоб вытер. - "Отожми-ка полотенце.
Перестарался, что ли? - Не пойму…".

Ванюша вышел. Отжимая влагу,
Жгут разорвал, как карапуз бумагу.
Привычно снасть блеснула серебром.
К отцу он возвратился с топором.

Подальше ногу правую отставил,
Кивнул закрытым матери глазам,
Тоскливый взгляд поверх икон наставил
И - рубанул, как мог! Напополам.

             * * *

Амбиции отцов… Успеха смета…
В ней души чад - разменная монета,
Не каждый дом обходит стороной
Звериный рык, что слышно за стеной:

- Ведь я же объяснял тебе, дубине,
Как заслужить отцовскую хвалу!
Желаешь есть - играй, как Паганини,
А нет, так на коленях стой в углу!

…Иное дерзновенье миллионов -
Дать имя клану, скажем - "Родионов".
Мечта такая сладости полна,
И если на пути стоит жена…

Блажен, кто не кривился, примеряя
К себе, во славу Вышним, роль слуги!
Но чувствам, что пониже, доверяя,
Купец платил Дрюоновы долги,

И самоё Любовь считал товаром.
Гордыня - грех? Не ломит кости паром!
Ах, здесь чрез реку Вечности паром… -
Не наш, простите, случай. Топором.





                IX.


Просторные московские проспекты,
Бульвары, берега Москвы-реки
Сейчас переполняют диалекты,
Как прежде - песни, звоны, говорки.

Гурману в наши дни московский говор
Кто может описать? - кавказский повар.
А вот в петрову пору свой прононс
С улыбкой нам дарила Анна Монс.

Да оказалась скверною актриской;
Счастливый день! - не взобралась на трон.
Так отчего же тризна на Мясницкой,
И что за странный вопль со всех сторон?

Кузнецкий Мост, Лубянка… ближе… дальше…
Всё тот же стон, и - ни малейшей фальши,
Чувствительной для слуха моего:
"Потапыч! Да за что же МЫ его!?"

Не "ОН" и не "ОНИ"! Воздевши руки,
Прямой и простодушный наш народ,
Не ведая редакторской науки,
Грех на себя, как Божий Сын, берёт.

Нагнало бурей волн народа лишку,
В толпе здоровяки ведут парнишку;
Изрядны дядьки густотой бровей,
Но паренёк любого здоровей!

По щучьему веленью? колдовскому? -
Их пропускают. С дланью длань, сцепись!
Так Моисей народ по дну морскому
Провёл, велев стихии: "Расступись!"

На Лобном месте - лязг полушек странный.[78]
- Молись, отцеубийца окаянный!
…Ну, всё; пора ступени окропить.
Внезапный шум. Всё ближе. - "Пре-кра-тить!!"

          Палач

- Ох, принесло царя из-за границы;
Я ж инструмент наладил, как назло!
Коль есть работа, мне всю ночь не спится:
Зашкурил, наточил… Не повезло!

…Вблизи, меж мясников, - цемент объятий.
Подъехал Пётр: "Сверх всяких вероятий!!
Везёт тебе на кадры, Третий Рим!"
- Отставить! Отпустить. ПОГОВОРИМ?

               *

Окреп, как в сказке, день новорождённый;
Синицей промелькнула суток треть.
В светёлке - царь и юный осуждённый.
- Ну, дай тебя получше рассмотреть!

…Он мог принадлежать к небесным силам.
Чело, степенность, стать… - мороз по жилам!
Помладше б был - к архангелу в пажи!..
- Уж будь как дома. Здравствуй! Расскажи.

Ванюша рассказал - не враз, но стройно -
Про стоны, вздохи, шорохи, слова;
Витиевата жизнь и многослойна,
Час миновал - управился едва,

Подвёл итог бесславного турнира.

          Пётр

- Прискорбно! Вкруг мерцали слёзы мира,
Пока ты о житье своём басил…
Какое, бишь, прозвание носил

В отцова дома атмосфере затхлой,
Наследником родительских имён?

          Ваня

- По батюшке, по-уличному, - Чахлый.
А матушки фамилие - Дрюон.

          Пётр

- Какая сцена! Пир для лицедейства:
Позор долгов, сжирающий семейства,
Замужество, достаток, кабала…
О Небо! Сколь чудны твои дела!

Ну, заболтались! Дел насущных - куча.
В Преображенский[79] подходи к утру…
Дрюон и Чахлый? - Славно: будешь Дрюча.
РАБОТУ ДЛЯ ТЕБЯ Я ПОДБЕРУ.







                X.


Изволь спешить! Сегодня царь в ударе;
Для нас он ныне делает, бояре,
Доклад об обновлении страны.
Сбирайтесь поживее, пацаны!

Чтоб угодить и выглядеть красиво,
Обрежь кафтан. - Эх-ма, галиматья!
Зато фуршет голландского разлива;
Разносят булки, с кремом для бритья.[80]

               *

                    А куда ты, Ваня, гонишь,
                    С грузом - в гору, ёшкин свет!?
                    Ну-ка брось, а то уронишь,
                    Потеряешь вторитет!

          Пётр

- Горбом, без иноземныя подмоги,
Собравши для правительства налоги,
Оплачиваем трижды мы: вдовство,
Детей убийство, также воровство.

А я хочу, пусть кровию харкая,
Пробить стезю сквозь косность, лень и тьму;
От нужника и сгнившего сарая
Вести народ к довольству и уму.

Какая - тьфу! - Европа? Что - свобода!?
Как мыслю, что за жертва от народа, -
В глазах круги, и громкий звон в ушах.
Ведь вымостим костями каждый шаг!

Коль в этой бане не удержим пару -
Что делать? ход истории таков! -
На Божий свет всего оставят пару,
В спирту, горбатых русских мужиков.

В кунсткамеру заходишь возле тракта:
"Ах, русских жаль, да выродились как-то!
Уж сколь за них поляки ни дрались,
Да больно осетриной зажрались!"

…Поверим сим словам проникновенным?
Из пол-России сделав антрекот,
Шеф-поваром являлся Пётр отменным.
Рабочий материал… рабочий скот…

             * * *

Дам берковец[81] за фунт! Пустой нагрузкой
Не утомляй мозги, воитель русский:
Кто во главе колонн в поход пойдёт,
Тех благодарность царская найдёт!



Мы в Шеине талантов не открыли;
Вишь, вырос парень в северной глуши.
Хоть званием они на равных были,
Умишком Шеин ниже Чан Кайши[82].

Стрельцов рассеяв, зря сей знатный воин
В столице ждал царя и был спокоен.
Хоть политесом не владела мать,
Политику потребно понимать!

Такое ж - в жизни раз, счастливый случай,
Как ворогу на голову кирпич:
Раз следствие идёт, до общей кучи
Помочь царю постылую постричь,

Супругу оболгать. Забудь терзанья;
Тут главное - составить показанья,
Да после мужиков ломать и гнуть!
И крестик уж поставит кто-нибудь.

А Софьюшку до кельи не проводишь?
Иль ей - от Санта Клауса носок?!
Напрасно философию разводишь,
Что толку прятать голову в песок -

Торчит брада, и всё иное тоже,
Оно в песке и неудобно роже;
А вдруг какой проказник закричит:
"Гляди-кось, шея Шеина торчит!"

Забудь о том, сколь важная ты птица;
Царю служить - не перл един клевать.
Хороший врачеватель не боится
Дерьмо страдальцам с кобчиков смывать!

Присел бы, посчитал всё по науке:
Снести голов - семьсот четыре штуки,
Ведро ноздрей, пятьсот ушей под нож.
А остальных - уж ладно, на правёж[83]!

               *

          Пётр - Шеину

- Ты, вправду, белены объелся сдуру?!
Спросонок этак мало порешил?
Иль злостно разъяряешь мне натуру?
В день встречи подразнить царя решил!?

          Шеин

- Льзя ль глупым овцам отвечать за волка?
Кто виноват - тот найден, не иголка;
Я с измальства монархов не дразнил,
Верёвки нет - зачинщиков казнил.

Не бойся, всё дознали. Как старались!
Всех вывел, хоть наскрозь меня ударь!
И ныне невиновные остались;
Взаправду - непричастны, государь.

          Пётр

- Не лили кровь царя, и тем несчастны!
Казнил лишь тех, которые причастны? -
А кто ж теперь расскажет про сестру!?
Я шкуру с самого с тебя сдеру!! [84]

          Меншиков

- Мин херц! надрать бы уши - способ верный.
Гляди - отрепье, государю врёт!
Хоть он генералиссимус и скверный,
Коль ты расстроен - он и сам умрёт,

Вот сей же час, как верная собака.
А ну, злодей, прими-ка позу рака!
Мин херц, с разбегу, туфлей - прямо в зад!
Ну, как Пеле! Глянь, Шеин тоже рад…

Давай "сухим листом" ещё ударим!
"Девятка!" (…Лёш, ты вечером зайди.
За вас мне изъясняться с государем -
Бесплодное томление в груди!)

          Пётр

- Философ... Тех бы на кол! - Дали маху…
Короче! Невиновных - всех на плаху…
Да ладно, извинения потом…
И этих, непричастных, - бить кнутом!

…И взрослым детский ужас так реален!
Планида! У монарха - свой букварь.
Грех близок. Человек не идеален,
Хоть сам - отец, и лучший государь.

Нельзя сказать - жестоким уродили;
Второй был бунт, едва уговорили
Указ о Шакловитом подписать. [85]
Смотри, как развернулся! Чудеса…



На первый лист я в каждую из азбук
Вписал бы, чтобы знали наперёд:
Терпение царя - как грозный Айсберг;
Перевернётся - многих зашибёт!

               *

Уж не скажу, чтоб "Шаттл" или "Фау",
Но государь привёз нам ноу-хау:
В Европе рубят рёбра кораблям,
А шеи, что ж - стрельцам, - и королям[86]!

Да, власть скучна; иное только дело,
Скажу вам без художеств и прикрас,
Отчёты Позвоночного отдела -
Разбойный, что ль, в правительстве приказ[87]?

Тут, вместо к иностранкам прислоняться,
И с топором не грех поупражняться;
Влекут, как театральные звонки,
Всех корабелов шейны позвонки.

Увидев плод трудов своих на блюде,
Мужчины не замедлят пошутить.
В такой отдел всегда найдутся люди!
Иные даже могут приплатить.

Ты что грустишь, любезный? Эй, не кисни!
Мы с этой тренировкой, только свистни,
Наполним кораблями водоём.
И полстраны к галерам прикуём!

               *

                    У меня с подругой Клавкой
                    Общий милый - как тут быть?
                    Вишь, нашёл топор под лавкой,
                    Станет головы рубить.

          Пётр

- Анюта! коли надо - вот чернила.
Тебя масштабность сделки потрясёт:
Ты более чем в триста оценила? -
Меняю, для начала, на шестьсот! [88]

Так по рукам? Не надо сдачи, что ты!
Мне этот мальчик нужен для работы.
Ты знаешь - на Руси теперь пора,
Когда в большом почёте мастера!







                    XI.


                    Время действовать, теории - потом.
                    Грозный час пробил. Россия - что? - Бумага!
                    Заартачится, так мигом слово "благо"
                    На спине ей будет писано кнутом.
                         (Из книги "Санкт-Петербург. 365 посвящений")

          Дьяк - боярам

- Кончай зевать! Готовность - нулевая.
Указ дошёл? - Какого ж вам рожна?
На свете есть порука круговая,
И ближний круг связать она должна.

Для добрых дел? для церемоний чайных?
Зачем пускать во власть людей случайных?
Впредь все, чья цель - высокие чины,
Народной кровью будут сплочены!

…Двор новостями весь сезон делился:
Кто был хорош, а кто и не вполне.
Голицын-то, Борис[89], как осрамился! -
Попал, чудак, бедняге по спине,

И всё не оставлял стрельца в покое.
Но человек - не дерево какое,
В нём выемки непросто вырубать:
Кричит! Борис затрясся, ну долбать!

(Ведь пил - не просыхал, а сох и чахнул).
Да тут приспел толковый молодец:
Как ветер налетел, разочек ахнул,
И сразу наступил стрельцу конец.

…"Для нас бы нежелательно к боярам -
То мимо бьют, то пахнет перегаром!"
Кого пошлют - обида не мала.
А к Дрюче просто очередь была!

Всем двери автоматом раздвигали,
Как ныне в гипермаркете "Уют".
Прохожие частенько подбегали:
"Кто крайний? Подскажите - что дают?!"

- Заботливо встречать, не по одежке!
Продукты вывозите на тележке.
…Возница вёл каурых в поводу,
А чернь перегружала на ходу.

…Раз Меншиков изволил похвалиться,
Курсируя боярских групп промеж:
- С такой работы можно надсадиться!
Я двадцати голов лишил мятеж. [90]

Бояре не могли понять причину:
- У нас-то результаты - не по чину!
Лишь хвастал Ромодановский спроста,
Что четверых лишил он живота.

А что же Дрюча? - день и ночь трудился;
Ведь надо ж, человек себя нашёл!
Какой-то грамотей считал, да сбился,
Потом опять. - Так плюнул и ушёл.

И ввечеру, и пред рассветом алым
Сопровождалось действо ритуалом;
Из раза в раз всё слышала заря:
- ЗА ЧТО ЖЕ МЫ ЕГО? - Да за ца-рря!!

               *

А царь кипел, князь-кесарь волновался -
Дознание опять теряет нить.
Один вопрос главнейший оставался:
Как Софью поскладнее обвинить?

Но тут, с неизлечимостью волчанки[91],
Подследственных настигла гниль МОЛЧАНКИ;
Сия болезнь в России так крута,
Что не боится дыбы и кнута! [92]

Один лишь Пётр не потерял надежду;
Обдумал, осознал, заданье дал:
- Зовите Дрючу! - "Энтого невежду?
Тут - не рубить, он батоги[93] видал?!

Поддастся ль топору болезнь? - Едва ли".
Да царь велел; что ж, драться с ним? - Позвали.
Явился Ваня, к узнику идёт
И тихо руку на плечи кладёт.

А у стрельца - вот диво, посмотрите! -
Желание молчать прошло само:
- Я расскажу! Не надо! Уберите!! -
И всё открыл про Софьино письмо.

…Коллеги на глазах переменились.
До этого Ивана сторонились,
Да мало ль дел совместных впереди?
- Ты… - В общем, мы научим. Приходи.



          Меншиков

- Мин херц, я пас - на редкость парень ловкий;
Такой палач Руси, как судну винт!
Он где набрался этакой сноровки?

          Пётр

- Наследственность и школа, херценкинд[94].

          Меншиков

- Хоть и с такой весьма смазливой рожей,
А изучал закон - навряд ли Божий…
В какую гавань, шхипер[95] мой, рулишь? -
С тигрицей Сонькой делать что велишь?

          Пётр

- Постричь! - чтоб царство не осиротело,
И НАВИСУ ЯЗЫК ЧТОБ НЕ РАСПУХ!
В здоровое природной массой тело
Молитвою вдохнём здоровый дух.



Раз так, для Дуньки не нужна бумага:
В разгаре пир, и льётся кровь, как брага;
Истории новейшей гегемон
Не знает слова древнего "закон".

          Пётр

- Я не прикован цепью к этой юбке!
Пусть сына жаль, но родичи жены
Вытягивают соки, словно губки,
Из вовсе обессилевшей страны.

Мне выводить народы из барака,
А тут ещё вериги - узы брака,
Как будто нет Руси судеб иных,
Чем тягло[96] во прокорм Лопухиных!..

Движение Планида наблюдает
От центра расходящихся кругов.
СЕЙ рай ли венценосцу подобает?
С ТАКОЙ женой - простушкой без мозгов!?

Ведь счастье близко, главное - дорваться…
Монархиня Еленой[97] стала зваться,
Иные же, до тысячи голов, -
Без имени. Всего-то и делов!






          XII.


     Промелькнув, навеки кану,
     Спрячусь в землю головой,
     Позабыт людской молвой.
     Так давайте по стакану -
     Я пока ещё живой!

          Нам наклонности к вину
          Путь мостят во глубину -
          Не сибирских руд, конечно,
          А души, где тьма кромешна.
          Ищем ощупью ответ:
          Чем тут щёлкнуть, где тут свет?

     Вскоре, горд и своеволен,
     Нарушая улиц тишь,
     Затяну "Шумел камыш!";
     Вечно кто-то недоволен,
     Но на всех не угодишь.

          Что ж, добавим по одной.
          Не тряхнуть ли стариной
          И в вино окрасить воду,
          Снявши голову народу?
          Мы, рыдая по кудрям,
          Это дело одобрям!

     Промелькнув, навеки кану,
     Спрячусь в землю головой,
     Позабыт людской молвой.
     Так давайте по стакану -
     Я пока ещё живой!

          Нам наклонности к вину
          Путь мостят во глубину -
          Не сибирских руд, конечно,
          А души, где тьма кромешна.
          Ищем ощупью ответ:
          Чем тут щёлкнуть, где тут свет?

               *

Иван прошёл горнило дней азартных.
Рок мастера молчанкой одарил:
"За что же мы его?" - пять слов стандартных,
Он больше ничего не говорил.

- А прочие слова куда же делись?
Не то чтобы претензии имелись -
Работу разумеет, не нахал, -
За стопкой Ромодановский вздыхал, -

Такой шедевр уж кто покроет бранью?
Но наш ОН, нет ли? - не возьму я в ум.
Всё пахнет от НЕГО какой-то дрянью;
Франц[98] цокал языком: "Парфюм, парфюм!"

Пётр доливает в кружку слёз и сидра:
- Мне отчина, как Геркулесу Гидра[99].
Издетства не могу царить в Москве;
Главу отрубишь - отрастают две.

Но день настал, нашлась опора трона,
Мой Гнев явился в мир во всей красе;
ОН на посадских глянет, как Горгона[100],
И пёсьи морды каменеют все!

               *

Служил владыкой жил. Утюжил. Княжил.
Что редкость - и врагов себе не нажил;
Нельзя сказать, чтоб с кем-нибудь дружил,
Но в жизни никого не заложил.

Петровых планов став столпом дебелым[101],
Он был для полстраны основой снов.
Его слова не расходились с делом,
Дела красноречивей были слов.

…Отныне и стиха Петру хватало,
Чтоб урезонить всякого нахала;
Вопрос он ставил вскользь, не по злобе:
"Не с Дрючей пообщаться ли тебе?"

             * * *

В лечебном деле нам драматургию
Использовать всё шире надлежит.
Сосед мой позабыл про аллергию;
Меня завидел издали, бежит,

И, словно пообщавшись с Авиценной[102],
Нежданно-зычно кличет: "Драгоценный!
Узнай: такое чтиво не по мне -
Рукою правой дёргаю во сне.

Эмоции, что волны; коль накатят -
Посудой никакой не исчерпать;
Сам знаешь, мне за критику не платят,
Но лучше кашлять, чем почти не спать.

Ваш брат, он за читателя в ответе!
Откуда что берёшь, зачем ты эти
Фантазии народу преподнёс?
С тобой хлебнёшь, горячего до слёз!"

             * * *

Бумаги ворох, кресло возле шкапа;
Я делаюсь совой, стихи строча.
Кому-то интересней про арапа,
Но я решил писать про палача.

Вся улица могильной тьмой объята.
В шкафу… Вы снова шепчетесь, ребята? -
"Несносен. Надоел. Неудержим.
Закончит - в типографию сбежим!"



          Конец первой части.



Москва - Санкт-Петербург - Уфа              
Май 2002 г. - июль 2009 г.




        Примечания к части первой

[1] Матвеев Артамон Сергеевич (1625-82) - государственный деятель и дипломат, ближний боярин царя Алексея Михайловича. Воспитатель Натальи Кирилловны Нарышкиной, будущей царицы и матери Петра I. 11 мая 1682 г. (даты исторических событий даны по старому стилю) фактически был поставлен вдовствующей царицей во главе правительства.

[2] Первый стрелецкий бунт. 15 мая 1682 г. стрелецкие полки, поверившие навету, взбунтовались и заняли Кремль. Кровопролитие продолжалось три дня.

[3] Софья Алексеевна (1657-1704) - царевна, дочь Алексея Михайловича и его первой жены, Марии Ильиничны Милославской. После смерти отца (1676 г.), в царствование недужного брата Фёдора Алексеевича (сын М. Милославской, умер в 1682 г.), оказывала значительное влияние на деятельность правительства. Властолюбивая, умная и энергичная С. А., поддержанная приверженцами во главе с боярином Иваном Михайловичем Милославским, в результате Первого стрелецкого бунта 29 мая 1682 г. стала правительницей государства при малолетних братьях-царях.

[4] Нарышкины - родственники царицы Натальи Кирилловны. На этот клан и на его сторонников пришлась вся тяжесть удара взбунтовавшейся стрелецкой массы в мае 1682 г.

[5] Иван V Алексеевич (1666-96) - номинальный царь, соправитель (с 23 мая 1682 г.) Петра I. Непосредственно после кончины Фёдора Алексеевича шестнадцатилетний сын М. Милославской царевич Иван, хромой и косноязычный, почти слепой, был обойдён при решении вопроса о престолонаследии. При поддержке патриарха Иоакима и многих бояр 27 апреля 1682 г. царём был "выкрикнут" на Соборной площади девятилетний Пётр, старший брат которого, Иван Алексеевич, всё ещё оставался царевичем.

[6] Пётр I Алексеевич (1672-1725) - царь, первый русский император. Сын Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной.

[7] Непосредственной причиной вспышки стрелецкой ярости оказалось выступление князя Михаила Юрьевича Долгорукого, сына боярина кн. Юрия Алексеевича, главного начальника стрелецкого войска. М. Ю. из-за болезни отца управлял Стрелецким приказом. Восприняв как личный позор выступление подчинённых ему служилых людей, Михаил Долгорукий приказал им немедленно возвратиться в слободу, угрожая в противном случае жестокой расправой. Рассвирепевшие бунтовщики сбросили князя Михаила с Красного крыльца на стрелецкие копья. Та же участь постигла Матвеева, братьев царицы Афанасия и Ивана Нарышкиных, убитого в своем доме князя Юрия Долгорукого, Григория Ромодановского, Фёдора Салтыкова, Ивана Языкова и других "изменников".

[8] Многопросвещённый современный школьник, конечно же, вспомнил строки Ивана Андреевича Крылова: "Беда, коль пироги начнет печи сапожник, // А сапоги тачать пирожник…".

[9] Манкировать (здесь) - пренебрегать чем-либо.

[10] Теза - утверждение.

[11] Кипенный - белый, как кипень; очень белый.

[12] Да не забудет читатель крылатую фразу Аполлона Григорьева: "Пушкин - наше всё".

[13] Заячий остров - первая территория Петербурга, остров близ места разделения Невы на два больших рукава. 16 мая 1703 г. на нём Петром I была заложена крепость, названная впоследствии Петропавловской.

[14] "О доблестях, о подвигах, о славе" - первая строка стихотворения Александра Блока.

[15] После первого бунта упивавшиеся вседозволенностью стрельцы на несколько дней стали высшей властью в стране (поначалу - не без наущения Милославских). 23 мая 1682 г. по их требованию было установлено двоецарствие; 26 мая "первым" царём был объявлен Иван, а "вторым" - Пётр. Наконец, 29 мая стрельцы потребовали "правительство ради юных лет обоих государей вручить сестре их", царевне Софье. Регентство Софьи Алексеевны длилось семь лет.

[16] Возмужание Петра, в играх которого с потешными ковалась новая воинская сила России, всё более тревожило правительницу и её окружение. В 1689 г. сложился заговор, основной и наиболее зловещей фигурой которого стал начальник Стрелецкого приказа Фёдор Леонтьевич Шакловитый (?-1689), ближайший приспешник Софьи. Ш. велел преданным ему стрельцам приготовить до сотни человек из каждого полка, чтобы при удобном случае перебить приверженцев Петра. Однако несколько стрельцов во главе с пятисотенным Ларионом Елизарьевым решились донести царю о готовящемся покушении. 7 августа Софья приказала Ш. собрать стрельцов в Кремль, затем все кремлёвские и городские ворота были заперты. Чувствуя, что решительный момент настал, Елизарьев поспешил известить обо всём Петра. Стрельцы Дмитрий Мельнов и Яков Ладогин были посланы к царю с сообщением, что злоумышленники вот-вот пойдут на село Преображенское, бывшее в ту пору скорее пристанищем, чем резиденцией далёкого от реальной власти юного государя.

[17] В ночь на 8 августа Пётр был разбужен криками о смертельной опасности. В страхе, не одеваясь, он вскочил на коня и ускакал в ближайшую рощу. Ближние люди примчались к царю с одеждой; надев её, Пётр пустился вскачь и к утру достиг Троице-Сергиева монастыря. За неприступными стенами этой обители, одной из главнейших святынь России, можно было прийти в себя и переждать беду.

[18] Карбас - небольшое парусно-гребное судно жителей русского поморья.

[19] Так говорит о себе Христос: "Азъ есмь Альфа и Омега, начало и конец".

[20] Вслед за Петром 8 августа в Троице-Сергиев монастырь явились обе царицы, Наталья Кирилловна и Евдокия. В этот же день прибыл из Москвы стрелецкий полк под командованием Лаврентия Сухарева. Подошли "потешные" полки, доставившие царю и артиллерию. 10 августа Пётр отдал приказ прибыть в Троицу Ивану Цыклеру, полковнику Стремянного полка, к которому принадлежали стрельцы, предупредившие царя в ночь на 8 августа об опасности. Цыклер явился, привёл с собой 50 стрельцов и подробно рассказал о намерениях Шакловитого. Теряющая власть правительница попросила патриарха Иоакима отправиться в Троицу и помирить её с братом. Патриарх уехал из Москвы и сразу примкнул к Петру. Вскоре к Троице отправились ещё пять полковников, много урядников и рядовых стрельцов. В поисках примирения с Петром Софья сама поехала к нему, но была остановлена в дороге и получила приказ вернуться назад. Власть ускользала от неё, и возврата к прежнему не было.

[21] Сильвестр Медведев (в миру Симеон) (1641-91), духовный писатель. Принимал значительное участие в исправлении церковных книг на закате раскола. С 1680 г. - настоятель Заиконоспасского монастыря, в котором создал школу, отличавшуюся латинским направлением. В 1689 г. С., участие которого в заговоре состояло, помимо прочего, в том, что он написал хвалебные стихи под портретом Софьи, противниками всего "латынского" был объявлен честолюбцем и возмутителем, замышлявшим убить патриарха. С. бежал из Москвы, но был схвачен и отправлен в Троице-Сергиев монастырь. Его лишили иноческого статуса, пытали и приговорили к смертной казни. После двухлетнего заключения С. был казнён.
1 сентября 1689 г. в Москву прибыл стрелецкий полковник И. Нечаев, объявивший требование Петра: выдать Шакловитого, Сильвестра и их сообщников. Разъярённая Софья приказала отрубить полковнику голову; на счастье последнего, в суматохе "Дня знаний" в Кремле не нашлось палача.
Пётр снова потребовал выдать главных злоумышленников и повелел служилым иноземцам прибыть к нему. Все иноземные офицеры во главе с генералом Патриком Гордоном, который привёл и "выборный" Бутырский полк, 5 сентября прибыли к Троице. 6 сентября толпа стрельцов в Кремле потребовала выдачи Ш. Не имея более поддержки, Софья смирилась. Ш. был привезён в Троицу 7 сентября. После пытки он сознался в намерении убить царицу Наталью, но отрицал посягательство на жизнь Петра. 11 сентября Шакловитого и двоих его сообщников-стрельцов обезглавили возле монастырской стены.
Одновременно с Шакловитым, но по доброй воле, к Троице прибыл Василий Васильевич Голицын (1643-1714) - фаворит царевны Софьи и фактический правитель России в годы её регентства. От наихудшей участи князя Василия спасло заступничество двоюродного брата, князя Б.А. Голицына (см. примечание 89). В. Голицына сочли непричастным к заговору, но за другие вины (в т. ч. провал совершённых под его командованием Крымских походов 1687 и 1689 гг.) он был сослан в Архангельский край, где и умер через 25 лет. Софье местом жительства был определён Новодевичий монастырь, при этом царевна не была пострижена в монахини.

[22] Эта сцена со стрельцами столь же исторически точна, сколь и театральна.


[23] Каплер Алексей Яковлевич (1904-79), кинодраматург, заслуженный деятель искусств РСФСР (1969). Будучи автором сценариев популярнейших фильмов и лауреатом Сталинской премии, Каплер, человек исключительного обаяния, добился внимания дочери И. Сталина - десятиклассницы Светланы. Роман получил огласку. Вождь (партийная кличка Сталина - "Коба") не пожелал расстреливать заигравшегося драматурга, но примерно его наказал: с 1943 по 1953 год Каплер провёл в лагерях. Одну из волн известности подарил Каплеру Владимир Высоцкий, запечатлевший в песне "Антисемиты" пантеон знаменитых евреев: "Средь них - пострадавший от Сталина Каплер, // Средь них - уважаемый мной Чарли Чаплин, // Мой друг Рабинович и жертвы фашизма, // И даже основоположник марксизма".

[24] Цыклер (нередко используется осовремененный вариант написания фамилии - Циклер) Иван Елисеевич (?-1697), думный дворянин. Сын полковника из иноземцев. С 1682 г. - один из ближайших сподвижников Ф. Шакловитого, ревностный приверженец царевны Софьи. Полковник Стремянного стрелецкого полка. В 1689 г., понимая, что регентству Софьи приходит конец, принял сторону Петра I. Царь, вопреки ожиданиям перебежчика, не только не осыпал того милостями, но и фактически отдалил. Озлобленный Цыклер в 1697 г. то ли слишком открыто выражал своё недовольство, то ли и вправду составил заговор против Петра.

[25] Пытки во время суда заставили Цыклера сознаться, что к преступному замыслу его побудили упрёки в старой дружбе с И.М. Милославским ("собеседником" которого Цыклера называют источники того времени).

[26] Пётр, памятуя о прежней принадлежности Ц. к партии Милославских, не поспешил в 1689 г. принять вчерашнего недруга в свои объятья. Вначале царь отправил его воеводой в Верхотурье (на Урал). В 1696 г. Цыклер был вызван в Москву и назначен к строению крепостей при Азовском море; он счёл это назначение за очередную отнюдь не почётную ссылку.

[27] Соковнин Алексей Прокофьевич (?-1697), окольничий. Участник заговора Цыклера. Казнён.
Пушкин Фёдор Матвеевич (?-1697), стольник. Зять А.П. Соковнина. Участник заговора Цыклера. Казнён. Вопреки распространённому мнению, Ф.М. Пушкин не был прямым предком поэта. В действительности он приходился аж шестиюродным братом прапрадеду Александра Сергеевича, стольнику Петру Петровичу.

[28] "Птенцами гнезда Петрова" царь называл своих наиболее близких сподвижников.
Небезынтересный факт: главным доносителем по делу Цыклера опять оказался стрелецкий пятисотенный Ларион Елизаров (Елизарьев; см. примечание 16). Поразительное постоянство!

[29] Ромодановский Фёдор Юрьевич (ок. 1640-1717), князь, государственный деятель. Один из ближайших сподвижников и свойственник Петра I (сын Р. Иван был женат на Анастасии Салтыковой, сестре жены царя Ивана V). Многие годы возглавлял Преображенский приказ. В ходе долгих отъездов молодого Петра из столицы (связанных с Азовскими походами и Великим посольством) Р., которого царь удостоил титулов князя-кесаря и Его Величества, фактически управлял государством.

[30] Бомбардир - воинское звание, установленное в 80-х годах XVII века для артиллеристов "потешных" войск. "Зачал служить с первого Азовского походу бомбардиром", - писал сам Пётр. "Господином бомбардиром" зачастую именовало Петра в дни его молодости близкое окружение.

[31] Лодер Христиан Иванович (1753-1832), знаменитый врач. С 1806 г. в России. Инициатор и руководитель нескольких значимых проектов создания медицинских учреждений. После того как профессор Лодер открыл в Москве на улице Остоженка заведение, посетителям которого предписывалось не только пить минеральную воду, но и совершать длительные пешие прогулки, в московском простонародье родилось выражение "лодыря гонять".

[32] В стихотворении "Моя родословная" А.С. Пушкин написал: "Упрямства дух нам всем подгадил: // В родню свою неукротим, // С Петром мой пращур не поладил // И был за то повешен им". На самом деле И. Цыклер, А. Соковнин и Ф. Пушкин не были повешены, но четвертованы и затем обезглавлены. По приказу Петра на Красную площадь доставили и установили под плахой открытый гроб с костями скончавшегося в 1685 г. И.М. Милославского; кровь заговорщиков стекала на ненавистные царю останки.

[33] Злополучная рифма "два раза - зараза" гуляет в эфире с лёгкой руки кабаре-дуэта "Академия" (А. Цекало и Л. Милявской).

[34] О заговоре Цыклера Петру донесли 24 февраля 1697 г. Казнь сообщников состоялась 4 марта.

[35] "Мин херц" (от нем. mein Herz - моё сердце, моя душа, миленький), шутливое обращение к Петру I его любимого сподвижника и фаворита А. Меншикова.

[36] Турецкая крепость Азов была взята Петром I в итоге Второго Азовского похода (1696 г.).

[37] Кубок Кубков. Вряд ли царь видел во сне футбольный трофей. Скорее, ему представлялся Кубок Большого Орла - непременный атрибут будущих ассамблей. А вот каков был во снах царя Финал, письменные источники той поры умалчивают.

[38] 9 марта 1697 г. из Москвы двинулось в путь Великое посольство, снаряжённое Петром в целях создания военного союза против Турции, приглашения на русскую службу европейских специалистов и закупки вооружения.


[39] Конечно, удирать от белых в анекдотах - не царское дело, а неизменная участь Василь Иваныча Чапаева и его верного ординарца Петьки.

[40] Длившееся более года отсутствие царя вызвало в стране брожение, которое вылилось в возмущение стрельцов, подстрекаемых посланиями царевны Софьи.

[41] Дунька - Евдокия Фёдоровна Лопухина (1670-1731), русская царица (с 1689 г.), первая (и нелюбимая) супруга Петра I. Будучи воспитанной по старине, Евдокия никак не могла стать гармоничной "половинкой" Петра, с его бурным темпераментом и стремлением к обновлению всего строя жизни в государстве. Письма жены то нагоняли на Петра тоску, то приводили его в раздражение: "Здравствуй, свет мой, на множество лет. Просим милости, пожалуй государь, буди к нам, не замешкав. А я при милости матушкиной жива. Женишка твоя Дунька челом бьет"; "Только я бедная, на свете безчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровье совсем. Не презри, свет мой, моего прошения!" В 1690 г. Евдокия родила сына, царевича Алексея Петровича. Нельзя сказать, что после этого её писания к мужу стали интереснее: "Отпиши, радость моя, ко мне, - как ты ко мне изволишь быть… А я с Олешенькой жива…".

[42] Гиппократ (ок. 460 - ок. 377 до н. э.), выдающийся греческий врач и педагог, признанный "отцом медицины". Автор обширного собрания медицинских сочинений.

[43] Асклепий, в древнегреческой мифологии - бог врачевания (у римлян - Эскулап).

[44] Достаточно точное научное определение.

[45] Гамалея Николай Фёдорович (1859-1949), один из основоположников отечественной микробиологии и эпидемиологии, почётный член АН СССР, академик АМН.

[46] Участие царя в Великом посольстве (1697-98) не скрывалось от правительств стран пребывания, но и не афишировалось. Он был записан в состав посольства как урядник Пётр Михайлов.

[47] Приём, оказанный Великому посольству в большинстве стран, которые Петру и его спутникам довелось посетить, был самым радушным. Курляндский герцог Фридрих Казимир, курфюрст Бранденбурга Фридрих III, бургомистр Амстердама Николас Витзен, а также штатгальтер (правитель) Нидерландов и король Англии Вильгельм III Оранский многое сделали, чтобы европейский вояж был для русского царя приятным. Однако следующий визит, в Вену (столицу Священной Римской империи и одновременно эрцгерцогства Австрийского), произвёл на Петра совершенно иное впечатление. Ведь прежде всего с императором Леопольдом I Пётр надеялся договориться о совместных действиях против общего врага, Турции. Однако Габсбург, озабоченный намечавшейся войной с Францией за испанское наследство, не желал в угоду порывистому русскому царю ссориться с юго-восточным соседом. Утомлённый бессчётными нюансами имперского протокола и не имеющий ещё опыта для того, чтобы разобраться в нюансах европейской политики, Пётр с трудом сдерживал ярость.

[48] Первой заграничной областью, которую посетило Великое посольство, была Ливония (по территории приблизительно соответствовавшая современной Латвии), в тот исторический период - владение Швеции. Генерал-губернатор Риги, Эрик Дальберг, не показался Петру достаточно радушным хозяином (и тому был целый ряд оправдательных причин, но, как обычно и бывает, важнее оказался результат). А инцидент, в ходе которого любознательного царя, вознамерившегося произвести обмеры укреплений Рижской крепости, едва не подстрелил шведский часовой, и вовсе испортил отношения между гостями и хозяевами. В дальнейшем этот казус Пётр использовал как повод для объявления Швеции войны.

[49] По плану, следующим пунктом в маршруте Великого посольства должна была стать Венеция - Пётр собирался изучить тонкости сооружения галер.

[50] Третий стрелецкий бунт. Получив письмо Ф.Ю. Ромодановского, написанное 17 июня, Пётр немедленно с небольшой свитой помчался в Россию (это произошло 19 июля).

[51] Порфира - пурпурная мантия монарха.

[52] Среди москвичей бытовало мнение, что любимец Петра, офицер-иноземец Франц Яковлевич Лефорт (1655/56-99), был отцом царя. Излишне упоминать, что будущий первый русский адмирал прибыл в Россию в 1675 г., когда Петру было уже три года. Немцами на Руси звали всех иностранцев, не подразделяя их на швейцарцев (как Лефорт) и прочих.

[53] "Зарница" - массовая пионерская военно-спортивная игра времён СССР.

[54] Ботик Петра I ("дедушка русского флота") - небольшое парусное судно английской постройки времён Алексея Михайловича, обнаруженное любознательным юным Петром при осмотре фамильных амбаров в Измайлове. С интереса к этому ботику началась любовь царя к морю и кораблям.

[55] Немецкая слобода - поселение выходцев из стран Западной Европы в Москве. Располагалась на берегу реки Яузы. В просторечье - "Кукуй" (по названию протекавшего там ручья). Пётр в молодые годы частенько навещал Немецкую слободу, в которой вначале нашёл себе друзей и учителей (П. Гордона, Ф. Лефорта, корабельного мастера Франца Тиммермана), затем - соучастников весёлого застолья, а вскоре и сердечную привязанность. Всё возраставшее влияние иноземцев на царя вызывало в народе ропот.

[56] Теория "Москвы - третьего Рима" была сформулирована иноком псковского Елеазаровского монастыря старцем Филофеем. В "Послании на звездочётцев" (ок. 1524 г.) он писал, подчёркивая роль Москвы - преемницы всемирно-исторической роли Рима и Константинополя: "Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти".

[57] Ромул и Рем, легендарные братья - основатели Рима.

[58] Отправляясь с Великим посольством за границу, Пётр поручил наблюдать за государственным управлением регентскому совету, составленному из ближних бояр: царского дяди Льва Кирилловича Нарышкина, князя Б.А. Голицына и князя Петра Ивановича Прозоровского. Впрочем, истинная власть передана была князю-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому.

[59] Шеин Алексей Семёнович (1662-1700), боярин, первый русский генералиссимус (1696). Командовал сухопутными войсками во Втором Азовском походе 1696 г. Подавил Третий стрелецкий бунт (1698 г.).

[60] Пареной репой, во избежание жертв, стреляла артиллерия юного Петра во время потешных баталий.

[61] После смерти в июне 1696 г. польского короля Яна Собеского на освободившийся престол (в те времена Польша фактически была дворянской республикой, короля избирал сейм) нашлись два претендента: Франсуа Луи де Бурбон, принц де Конти, и курфюрст Саксонии Фридрих-Август I (1670-1733). Протеже Версаля никак не устраивал Петра: Франция была связана союзническими отношениями с Турцией, на тот момент - врагом номер один для России. Поэтому царь энергично поддерживал кандидатуру курфюрста, для чего ему даже пришлось полтора месяца пробыть в соседнем с Польшей Бранденбурге. Саксонец, в целях обретения королевского титула не остановившийся перед сменой вероисповедания (из лютеранства он перешёл в католичество), вступил в Польшу во главе немалой армии и под именем Августа II Сильного утвердился на новом престоле. Фридрих-Август, обладая феноменальной физической мощью, упражнялся, поднимая ядро весом в 450 фунтов (некоторые источники утверждают, что он проделывал это одной рукой - несомненная ошибка, впрочем, ещё более оттеняющая достоинства этого героя). От 700 любовниц король-курфюрст обрёл более 350 внебрачных детей. Кроме того, он был любителем военных смотров и весёлых пирушек, чем безмерно понравился Петру при первой встрече, проходившей в галицийском местечке Рава Русская с 31 июля по 3 августа 1698 г.

[62] Август, в молодые годы много путешествовавший по Европе, немало жарких дней провёл в Испании. Удивительно, но факт - наследник саксонского престола принимал участие в корриде. Проявив удаль, он добился успехов и в этой забаве.

[63] Август был любителем замысловатых, а порой и жестоких развлечений. Это убиение животного попало на страницы хроник.

[64] Историческая правда: именно таков был ответ Петра на кровавое бахвальство Августа.

[65] Опричь (стар.) - кроме, особо, отдельно. От этого слова произошло название системы чрезвычайных, жесточайших мер, осуществлённых Иваном IV Грозным для преодоления боярско-княжеской оппозиции и укрепления самодержавия - опричнины.

[66] Монсихой звали москвичи Анну Монс (1672 или 1675-1714), одну из красивейших девиц Немецкой слободы, ставшую фавориткой Петра I около 1690 г. Это положение А. М. смогла сохранить до 1703 г.

[67] Мальбрук - так именовали в петровской России Джона Черчилля (1650-1722), знаменитого английского военного и государственного деятеля, первого герцога Мальборо.

[68] Достаточно точное описание маршрута от Немецкой слободы до Красной площади, в окончании которой (со стороны собора Василия Блаженного) находится Лобное место.

[69] Васильевский спуск - территория склона, ведущего от собора Василия Блаженного к набережной Москвы-реки.

[70] Руст Матиас (род. 1968) - немецкий лётчик-любитель. 28 мая 1987 г., воспользовавшись неразберихой в действиях советской системы противовоздушной обороны, совершил перелёт на лёгком самолёте "Сессна" из Гамбурга в Москву. Приземлился на Большом Москворецком мосту и накатом доехал по Васильевскому спуску до собора Василия Блаженного.

[71] Пандора, в древнегреческих мифах - жена Эпиметея, брата Прометея. Муж Пандоры принял в дар от Зевса ларец (ящик), который ни в коем случае нельзя было открывать: в нём были заключены все людские пороки, несчастья и болезни. Из любопытства Пандора открыла ларец, и все эти беды обрушились на мир. Только надежда осталась на дне ящика, поскольку Пандора успела захлопнуть крышку.

[72] Данке шён! (нем.) - большое спасибо! (К сожалению, сайт не понимает немецкую букву "о умляут"; пришлось дать написание кириллицей).

[73] Хотя для московского жителя конца XVII века жена-иноземка и была ещё диковинной птицей, некоторые бояре решались ввести в свой дом в качестве хозяйки девицу немецкого происхождения (как мы помним, немцами на Руси звали всех представителей Запада). Достаточно упомянуть Артамона Матвеева, женатого на Евдокии Григорьевне Гамильтон, дочери весьма родовитого шотландца, выехавшего в Россию на службу. Что же до купцов… Времена их общения с Европой уже приближались. В эпоху "русского Ришелье", выдающегося государственного деятеля и дипломата Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина (ок. 1605-80), Россия оказалась всерьёз вовлечённой в общий хозяйственный оборот Европы. Русские посольства, в деятельности которых, несомненно, был представлен и купеческий интерес, направлялись в Вену, Венецию, Варшаву, Константинополь (П.Б. Возницын, 1668-1681 гг.), позднее - в Голландию, Францию и Испанию (Я.Ф. Долгоруков, 1687 г.). Если автор, вместе с Родионом Чахлым, и опережает время, то совсем чуть-чуть.

[74] Феб ("блистающий"): в древнегреческой мифологии - одно из имён Аполлона, данное ему как божеству солнечного света.

[75] Ментор (устар.) - наставник, воспитатель.

[76] Купидон (лат.) - бог любви у римлян, сын Венеры.

[77] "Кристалл" - московский ликероводочный завод, выпускавший в последние годы советской эпохи лучшую и наиболее популярную в народе водку, "Столичную".

[78] Лобное место - круглый каменный помост-возвышение на Красной площади диаметром около 13 метров. Построено в первой половине XVI века напротив ворот Спасской башни. Служило важнейшеё трибуной: с него зачитывались царские указы, в 1612 г. князь Д.М. Пожарский объявил с него об освобождении Москвы. Историки полагают, что казни осуждённых производились ОКОЛО Лобного места. Автор же, ничтоже сумняшеся, дозволяет царским палачам вершить расправу на самом Лобном месте.
С давних пор существует примета, согласно которой желающий вернуться на Красную площадь должен бросить на Лобное место монетку; в привычном своём состоянии оно попросту усыпано мелочью.

[79] Преображенский приказ - административное учреждение (1695-1729), орган следствия и суда по политическим преступлениям в России (массовые дознания, связанные со стрелецкими бунтами, и др.).

[80] Едва приехав в Москву из поездки за границу, Пётр, стыдившийся того, что за рубежом его подданных считали "крещёными медведями", приступил к "очеловечиванию" своих подданных на европейский лад. Лицам боярского и дворянского звания велено было носить "польское" платье и брить бороды. Царь самолично отстригал большими ножницами бороды недостаточно расторопным боярам.

[81] Берковец - старинная русская мера веса, равная 10 пудам (163,8 кг).

[82] Чан Кайши (1887-1975), глава (с 1927 г.) гоминьдановской администрации в Китае; на о-ве Тайвань с 1949 г. Генералиссимус.

[83] Правёж, в древнерусском судопроизводстве - битьё батогами (см. примечание 93) несостоятельного должника, как средство принуждения к уплате долга; вид телесного наказания, не предполагающий причинение серьёзных увечий.

[84] Историческая ситуация, в которой Пётр во гневе обрушился на А.С. Шеина, была несколько иного свойства: царь узнал, что в его отсутствие генералиссимус продавал армейские чины. Но Пётр был изрядно недоволен и тем обстоятельством, что в ходе дознания, проведённого Шеиным до прибытия царя из Великого посольства, достаточные для обвинения царевны Софьи результаты достигнуты не были, а зачинщики уже были казнены.

[85] Действительно, юноша-царь не был сторонником крутых мер в отношении Шакловитого и его подручных. Лишь благодаря настоятельным увещеваниям ближайшее окружение смогло добиться от Петра согласия на казнь заговорщиков.

[86] В Европе конца XVII века, которую посетил царь (в том числе немалое время проведя и в Англии), весьма свежи были воспоминания о низложении и казни английского короля Карла I Стюарта (1600-49).

[87] Разбойный приказ, центральное государственное учреждение XVI-XVII вв. в России. Ведал дознанием и судом по крупным уголовным делам.

[88] Всего в 1698-99 гг. было казнено 1182 участника Третьего стрелецкого бунта.

[89] Голицын Борис Алексеевич (1654-1714), князь, дядька-воспитатель Петра I и его ближайший советник в борьбе с правительницей Софьей.

[90] Царь заставил всех ближайших сподвижников принять личное участие в казнях стрельцов (отказаться смог только Ф. Лефорт, сославшийся на запрет, налагаемый верой). "Рекорд" рвения был установлен А. Меншиковым.

[91] Волчанка (мед.), трудноизлечимый туберкулёз кожи.

[92] "Публичными пытками и казнями нельзя было в XVII веке удивить ни одного европейца, но всё-таки в России иностранцев неизменно поражало то стоическое, непреодолимое упорство, с которым большинство русских переносило эти ужасные мучения. Они терпели чудовищную боль, но не выдавали товарищей…" (Роберт К. Мэсси).

[93] Батог - палка, толстый прут для телесных наказаний.

[94] Пётр называл Алексашку Меншикова "мейн херценкинд" (нем. mein Herzenkind), что означает "дитя моего сердца", или, используя петровскую лексику, "дитятко сердешненькое".

[95] Шхипер (т. е. шкипер, от гол. schipper) - командир судна в коммерческом флоте. Это слово использовалось как одно из многочисленных прозвищ Петра, раскрывающих суть его увлечений, освоенных им ремёсел: "Сей шкипер был тот шкипер славный, // Кем наша двигнулась земля…" (А.С. Пушкин).

[96] Тягло - денежные и натуральные налоги, повинности неслужилого населения в Русском государстве до XVIII века.

[97] Сразу по возвращении в Москву Пётр I отправил супругу, Евдокию Фёдоровну, в Суздальский Покровский монастырь, где она была насильно пострижена в монахини под именем Елены. В Манифесте, изданном в связи с "делом царевича Алексея" (1718 г.), Пётр более чем расплывчато сформулировал обвинения против бывшей жены: "...за некоторые ее противности и подозрения".

[98] Франц - Ф. Лефорт (см. примечание 52).

[99] Геркулес (лат.; греч. Геракл) - самый популярный из героев мифов, сын Зевса и смертной женщины. Умертвил Лернейскую гидру (один из двенадцати подвигов, совершённых им на службе у Эврисфея). Гидра - гигантская многоголовая змея, обитала на болоте в местности Лерна. Выползая по ночам из болота, опустошала окрестности и пожирала стада. Поскольку вместо каждой отрубленной головы у Гидры вырастали две новые, Геракл рубил головы и прижигал шеи горящим деревом.

[100] Горгона (греч.) - мифическая женщина-чудовище, из головы которой вместо волос торчали извивающиеся змеи. Все смотревшие на неё обращались в камень.

[101] Дебелый (здесь) - прочный, крепкий (устар.).

[102] Абу-Али аль-Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина (Ибн Сина, лат. Авиценна) (ок. 980-1037), учёный-энциклопедист, великий врач, философ средневекового Востока. Автор энциклопедии теоретической и клинической медицины "Канон врачебной науки".



Дата публикации: 14.10.2010,   Прочитано: 5404 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.10 секунды