Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души36 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Величанский Александр Леонидович (1940-1990)

Избранное



* * *

Сегодня возили гравий.
И завтра —
возили гравий.
Сегодня в карты играли,
и завтра —
в карты играли.
А девочки шлют фотографии,
и службы проходит срок.
Вот скоро покончим с гравием
и будем возить
песок.
 


ВРЕМЕНИ НЕВИДИМАЯ ТВЕРДЬ

Стерлась времени невидимая твердь:
через травы, временно безлюдные,
Боголюбову едва ль теперь видней
Нерль, чем Нерли видно Боголюбово.
А на насыпи пустое полотно
между ними — поровну видно.



* * *

Страшен город Ленинград:
он походит на трактат,
что переведён с латыни
на российский невпопад.
К людям улицы стоят
корешками золотыми.
Там летают снег и гарь.
Там гарцует медный царь
псевдо-первенец великий
с головою многоликой
над жестянкой невских вод
серых, как водопровод.
В Ленинграде моря нет —
только камни да каналы,
да болот полуподвалы,
да дворцы без эполет —
на ближайших триста лет
море спрятано в анналы.
Но на Невский, как бывало,
вывел даму удалой её валет.
1968



* * *

Люди не ведают страха —
они привыкают к нему:
обеденный стол их — не плаха,
и дом не похож на тюрьму.
Бесстрашные, словно камни,
и вечные, словно прах,
пощелкивают замками
и сами внушают страх.
1968



* * *

Спускалось солнце в просеку.
С небес свисала ель.
Стоял солдатик простенький,
похожий на шинель,
глядел он виновато
на желтые снега —
с ножом и с автоматом
похожий на врага.
Снега валились с дерева
сквозь веток канитель.
Стоял солдатик серенький,
похожий на шинель,
и видел: на закате,
судьбу свою кляня,
стоит другой солдатик,
похожий на меня.
1968



* * *

Язык сначала жил один:
один он по полю ходил
и по нехоженым лесам
один метался сам.
В горах ему поклоны било эхо,
в ручье вода разучивала трель,
и ветер плел свою траву, как враль,
и пересмешник помирал от смеха.
Потом язык нашел возделанных людей —
Он впутался в их бороды и руки
и сразу поглупел, помолодел —
доныне все к его молчанью глухи.
1968



* * *

Я бы жил совсем иначе.
Я бы жил не так,
не бежал бы, сжав в комочек
проездной пятак.
Не толкался бы в вагоне,
стоя бы не спал.
На меня б двумя ногами
гражданин не встал.
Я бы жил в лесу усатом,
в наливном саду
этак в тыща восьмисотом
с хвостиком году.
И ко мне бы ездил в гости
через жнивь и гать
представитель старой власти
в карты поиграть.
1969



* * *

Вот увидишь — умрешь,
и тебя поймут.
Станет правдою ложь
через пять минут.
Ненадежно жилье,
как гнилая гать —
ну, а смерть не гниет,
надо полагать. 
Тлен прекрасен и бел —
лишь окаменев.
А коль горько я пел —
по своей вине.
Принимаю удел —
временно не быть.
Я и сам не умел
вовремя любить.
1969


 
СНЕГОПАД

Закат за осиновой сетью померк.
И лед выступает дыханья поверх.
И яркая щель, что ведет в магазин
все ярче — с исходом небес и осин.
И снег заскрипел высоко в небесах
и падал потом, попадая впросак,
как в чашку лохматую сахар-песок —
исчез на губах, на ресницах просох.
Озимые люди по избам сидят.
Спасибо, соседи когда посетят:
ведь время — не сахар, и сердце — не лед,
и снежная баба за водкой идет.
1969



* * *

Мои стихи короче
июньской белой ночи,
но долгим свежим сумраком окружены они.
И вы о них мечтали
среди стекла и стали
в казенные безжизненные дни.
1969


 
СУМЕРКИ

«Папа, ты такой дурак —
это же не наш барак,
и крыльцо совсем не наше,
и не наш внизу овраг», —
говорит отцу Наташа.
«Не садись же, говорят!
Видишь, окна не горят,
и из труб не пышет сажа,
наших нет нигде ребят», —
говорит отцу Наташа.
«Ну, проснись же, ну, проснись!
Видишь, сколько кошек — брысь!
а людей не видно даже,
только вон один, кажись...»
Нет, их четверо, Наташа.
 


В МЕТРО

Я монетку черную найду
в толчее опилок и народа:
ну, монетка, ты какого года?
кто на медь добыл тебе руду?



* * *

Где окраины отшиб,
по ошибке, по ошибке
человек один погиб
в безвозвратном полушубке
ото всех людей вдали —
в чистом поле, в чистом поле:
даже тела не нашли,
даже больше — не искали.
 


О ЛЕНЕ, ПОЛЮБИВШЕЙ АЙЗЕНШТАТА

(сентиментальная пионерская баллада)
Горниста Айзенштата все любили:
он так горнил — потом так не горнили —
и песни пел всех выше на пол-тона
под аккомпанемент аккордеона.
Его любили за успехи в спорте,
за то, что он отважно бил по морде
врагов своих, и если враг был гордый,
не кулаками бил его, а горном.
Его любили девочки совместно.
От корешей ему бывало тесно.
Вожатые и прочее начальство
ему прощали ложь и зубоскальство.
Но Лена больше всех его любила:
всходило солнце или заходило —
все слушала и слушала запоем,
как он горнил подъемы и отбои.
А Айзенштат не обижал любивших —
глядевших, ни на шаг не отходивших —
и с каждым говорил о чем угодно,
и с каждой танцевал поочередно.
Но только Лене это было мало.
Она его за это ревновала.
И раз пройдя к нему сквозь окруженье,
поцеловать спросила разрешенья.
Тут все забыли про его таланты.
На девочках похолодели банты.
И кореша все шутки поглотали:
не свистнули и не захохотали.
А Айзенштат, потеребивши челку,
отвел ее под вековую елку,
где на стволе его инициалы,
и там она его поцеловала.
Да. На виду у всех поцеловала.
Но только Лене это было мало.
И вечером под долгий звук отбоя
она рыдала над своей судьбою.
...Но время ускользает от событий,
и шепоты той ночи позабыты —
ведь время это то, что миновало,
залив смолою все инициалы.
И лишь дружки горниста и спортсмена
запомнили забывшуюся сцену
и полюбили Лену до могилы,
хотя она не пела, не горнила.
 


ЭПИЗОД

Однажды Луначарский,
сказавши речь про классы,
и увидав начальство,
как будто в страшном сне,
упал с трибуны в массы,
упал с трибуны в массы,
разбился и измазался
и потерял пенснэ.
 


УРА!

Театральный режиссер,
модернист на вес —
и сколь ни был он остер —
еле в джинсы влез,
чтоб попасть в страну чудес —
ведь здесь у нас дыра —
приподнимает он желез-
ный занавес... Ура!
1973



* * *

Сообщалось судно течью
с вечностью пучин.
Но морские волки — те, что
знают, что почем —
судно кинули и, судя
по всему, спаслись.
Терпят бедствие на судне
только стаи крыс.
1980



* * *

Мне ближе всех пророчеств,
изысканных впотьмах,
трясущийся, как почерк,
мой пьяница-земляк,
который, вероятно,
не доживет (дай срок),
псевдо-лауреаты,
до ваших катастроф.


* * *

Отвлекаясь от бумаги,
ну, хотя б на миг,
скажем, что у нас в продмаге
(прямо в нем) мясник
удавился. Были толки,
отчего и как.
Но никто не смыслил толком
в смерти, в мясниках.
1980



* * *

Наблюдают недотроги,
как, от них зачав,
родина, раскинув ноги,
корчась, не крича,
не на белоснежном ложе —
за сарай зайдя,
ты рожаешь, и быть может,
мертвое дитя.



* * *

Вот с известием ужасным
прибыл вестник, но
не допущен к пировавшим,
коим все равно.
Вот другой за первым сразу
мчится... Нет конца
здравицам, пока проказа
не пришлет гонца.
1980



* * *

Когда убили одного,
все спрашивали: кто? кого?
когда? с какою целью?
солдат ли? офицер ли?
Когда убили десять лиц,
все вслух позорили убийц,
запомнив благосклонно
убитых поименно.
Когда убили сто персон,
никто не спрашивал имен —
ни жертв, ни убивавших,
а только — наших? ваших?
Когда убили миллион,
все погрузились в смертный сон,
испытывая скуку,
поскольку сон был в руку.



* * *

Уж мы резали его —
Андрея Боголюбского.
Крепок, крепок наш Андрей —
мертвый вышел из дверей.
Из дверей он из ворот...
Сохранились петли — вот.



* * *

Нет, не стать мне конформистом,
дорогой товарищ.
Чистый, чтобы подкормиться
звук не отоваришь.
Мне не петь в народном хоре
лихо, разудало:
«Во Содоме, во Гоморре
девица гуляла...»



* * *

Гроздь рябины на заре мороза:
стала сладкой горечь — это проза
Розанова: проба на разрыв
всех противоречий... И вопроса
нет — ответ настолько сиротлив.
(Осень. Набивая папиросу.)




Дата публикации: 28.09.2010,   Прочитано: 5890 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.08 секунды