Пожертвовать, spenden, donate
Главное меню
Новости
О проекте
Обратная связь
Поддержка проекта
Наследие Р. Штейнера
О Рудольфе Штейнере
Содержание GA
Русский архив GA
Изданные книги
География лекций
Календарь души36 нед.
GA-Katalog
GA-Beiträge
Vortragsverzeichnis
GA-Unveröffentlicht
Материалы
Фотоархив
Видео
Аудио
Глоссарий
Биографии
Поиск
Книжное собрание
Авторы и книги
Тематический каталог
Поэзия
Астрология
Г.А. Бондарев
Антропос
Методософия
Философия cвободы
Священное писание
Die Methodologie...
Печати планет
Архив разделов
Terra anthroposophia
Талантам предела нет
Книжная лавка
Книгоиздательство
Алфавитный каталог
Инициативы
Календарь событий
Наш город
Форум
GA-онлайн
Каталог ссылок
Архивные разделы
в настоящее время
не наполняются
Поэзия

Кленовский Дмитрий Иосифович (1893-1976)

Послевоенные стихотворения

       След жизни
 
Люблю читать на первом снеге
Скупые заячьи следы.
Смотри: здесь был он на ночлеге,
Тут уходил он от беды,

Там он сидел, прижавши уши,
Водя усами на ветру,
А здесь неторопливо кушал
С березки сладкую кору.

И на душе тепло и славно,
И я, не отрывая глаз,
Читаю этот своенравный,
Наивный заячий рассказ,

И думаю: быть может Кто-то
Моих неизгладимых лет
С такой же милою заботой
В моей душе читает след.

И всё, что мне цвело так дивно,
Так пело сердцу и уму,
Такой же повестью наивной
Наверно кажется Ему!
                                        1945
                                 



        Н.С.Гумилеву

Как валежник, сухие годы
Под ногою хрустят мертво,
Волчьей ягодою невзгоды
Обвивают истлевший ствол.

И сквозь голые сучья небо
Словно треснувшая слюда.
Все чужое: краюха хлеба,
Сеновал, скамья и вода.

Дай мне руку! Как никогда ты
Мне, учитель, нужен сейчас,
В час бессмысленнейшей расплаты,
В обнаженный, как череп, час.
                                                      1945
                                     

 



                        ***
Бродя весной по солнечным дорогам,
Что паутинкой по холмам легли,
Так хорошо беседуется с Богом
В скупых просторах неба и земли.

Он слышит всё. Он отвечает редко:
Дыханьем ветра, шелестом травы,
Да иногда черемуховой веткой
Совсем легко коснется головы.

Но в скудных знаках медленной беседы
Красноречивой столько красоты,
Что чувствуешь: ты лучшее изведал,
Что в этой жизни мог изведать ты.

И вот идешь... Глаза сияют счастьем,
Душа звенит, как горный ключ чиста,
И ароматом первого причастья,
Как у ребенка, тронуты уста.
                                               1946
                                                 

\

              ***
Елочка с пятью свечами
Без игрушек и сластей
Робко льет скупое пламя
В нищей комнате моей.
Ах, не также ль у порога
В мой заветный Вифлеем
Сам стою я перед Богом
Неукрашенный ничем!
Только иглами сухими
Всех земных моих тревог,
Только свечками скупыми,
Что Он Сам во мне зажег.
И мою пуская душу
В путь намеченный едва,
Сам же скоро и потушит -
До другого Рождества!
                                          1947
                                                        


 
            Моя рука
 
Моя рука - день ото дня старей,
Ее удел с душою одинаков.
Немногое еще под силу ей:
Стакан наполнить, приласкать собаку,
Сиреневую ветвь ко мне нагнуть
(Ее сломать ей было б тоже трудно),
Да записать стихи, да изумрудной
Студеной влаги с лодки зачерпнуть.
И это все. Но в скудости такой,
Овеянной вечернею прохладой,
Есть вечности целительный покой,
Есть чистота... - и лучшего не надо!
И хорошо, что силы больше нет
У встречной девушки украсть объятье,
Степному зайцу выстрелить вослед,
Солгать товарищу в рукопожатьи,
Что нетерпенье юности моей
Сменила мудрость осторожной дрожи...
Пусть ты слаба и с каждым днем слабей,
Моя рука - ты мне такой дороже!
Вот на тебя смотрю я без стыда,
Без горечи и радуюсь невольно,
Что ты уже не можешь сделать больно
Отныне никому и никогда.
                                                   1947                             

                                                         


                ***
Скажешь: был он зимней зорьки проще,
Ласковый и бережный такой!
Жил он - деревцем и Господней роще,
Умер - словно песня за рекой.

Вот еще зовет вдали и плачет,
Вот уже и вовсе не слышна.
Тишина... Но разве это значит,
Что умолкла навсегда она?

Нету песни благостней и выше,
Чем от нас ушедшие поют.
Это только мы ее не слышим,
А она звенит!- В ином краю...
                                                 1948
                                                             




                ***
Если кошка пищит у двери
И ты можешь ее впустить -
Помоги обогреться зверю,
У плиты молока попить.

Если мальчик бредет из школы
И, насупившись, смотрит вбок -
Подари ему нож: веселый,
Смастерить ружье и свисток.

Если девушка на рассвете
Замолчит на твоей груди,
Как молчат, наигравшись, дети -
Через жизнь ее проведи.

Это всё, что во славу Бога
Можешь сделать ты на земле.
Это мало и это - много.
Это - словно цветок в скале.
                                               1948
                                                               




               Ангелы
 
Бойся падших ангелов! В толпе
Ангелов - не все к нам благосклонны.
Есть такие, что как червь в крупе,
Роются в душе твоей смущенной.

Точат потаенные пути
В чистые, заветные глубины,
Чтобы, в пыль их зерна превратив,
Липкую оставить паутину.

Падший ангел - он тебя бедней,
Потому и кормится тобою.
Словно к горлу, к совести твоей
Присосется жадною губою.

Иль твою откормит щедро страсть,
Всё, чем сердце суетно и глухо,
Чтоб потом полакомиться всласть
Свежею убоиною духа.

Он тебе является, паря
В силе, славе и великолепьи.
Только горе! Если за наряд
С плеч его отдать свои отрепья

Настоящий ангел твой незрим,
Подойдет - листа не заколышет.
Будто ты и не встречался с ним!
Будто вовсе он тебя не слышит!

Он тебя не балует ничем,
Строг к тебе, суров порою даже.
Лишь когда отчаешься совсем -
Незаметно путь тебе укажет.

И когда (в лазурь из темноты!)
Он тебе откроет двери рая
-Вскрикнешь ты в смятеньи: "Это Ты!
Я тебя давно и странно знаю!

Ты скрывался с моего пути,
Ты молчал, когда я звал на помощь!
Думалось: ну где же мне дойти,
Жалкому и нищему такому!

А теперь передо мной расцвел
Этот край, безоблачен и светел!
И что Ты сюда меня привел,
Веришь ли, я даже не заметил!"
                                                           1948
                                                        


                                                                            
           ***
Легкокрылым Гением ведомы,
улетели птицы за моря.
Почему же мы с тобою дома
этим хмурым утром октября?

Может, нужно было взять котомку,
палку, флягу, пару верных книг
и пуститься ласточкам вдогонку
через лес и поле напрямик!

Только тем, кто медлят, невозможно
причаститься радостей земли.
Через все шлагбаумы, таможни
мы бы невидимками прошли.
 
И наверно б вышли мы с тобою
завтра утром к розовым камням,
тонким пальмам, пенному прибою -
золотым благословенным дням.

И наверно самой полной мерой
было б нам, дерзнувшим, воздано
за крупицу настоящей веры,
за одно горчичное зерно. 
                                                 1949
                                                           
  
    
 

                      ***
Высох ключ, струившийся в овраге.
Полдень жжет. Но вот, взгляни сюда:
В полом пне немного мутной влаги -
Дождевая, прелая вода.

Не расплескивай ее, играя
Хворостинкой! Может быть она,
Скудная и жалкая такая,
Всё-таки кому-нибудь нужна!

Может быть придут ее напиться
Завтра утром белка или ёж ...
Или сам ты (может всё случиться!)
К ней с последней радостью прильнешь.
                                                        1950
                                                                               


 
                Сонет о меде
    
Засахаренным солнечным лучом
Сияет мед на блюдечке стеклянном.
Посланец неба! Гость благоуханный!
Что хочешь ты поведать нам? О чем?

Увы, мы никогда их не прочтем,
Те знаки формулы твоей нежданной,
Что в золотом ларце, от Бога данном,
У ангелов хранится под ключом.

Мы будем, волшебства не замечая,
Тебе всего лишь радоваться, к чаю
Меж  булочкой и маслом получив.

Ведь тайна тайн твоих неизреченна,
И может быть, от нас сокрытый, жив
На хрупком блюдце вздох самой вселенной.
                                                                   1954
                                                                             




Эпитафия на смежных могилах

Были: он садовником глухим,
Я - поэтом, всем внимавшим зовам.
И трудились каждый над своим:
Он - над саженцем, а я - над словом.

Мы ушли. Но на какой-то срок
На земле неистребимо вешней
Сохранимся: я - десятком строк,
Он - посаженною им черешней.
                                                        1954
                                                              


  
    
                        ***
О, только бы припомнить голос твой -
Тогда я вспомнил бы и этот город,
И реку (не она ль звалась Невой?),
И колоннаду грузного собора,
И тонкий шпиль в морозной вышине,
И сад в снегу, такой нелетний, голый...
О, если б голос твой припомнить мне,
Твой тихий голос, твой далекий голос!
Что это все мне без него? А он...
Он потонул, как все тогда тонули:
Без крика, без письма, без похорон,
В тифозной качке, в орудийном гуле,
С последней шлюпкой, на крутой волне
Отчалившей от ялтинского мола...
О, если б голос твой приснился мне,
Твой дорогой, твой потонувший голос!
                                                                 1955
                                                                                



               ***
Мы все уходим парусами
в одну далекую страну.
Ветра враждуют с облаками,
волна клевещет на волну.

Где наша пристань? Где-то... Где-то!
Нам рано говорить о ней.
Мы знаем лишь ее приметы,
но с каждым днем они бледней.

И лишь когда мы все осилим
и всякий одолеем срок -
освобождающе под килем
прибрежный зашуршит песок.

И берег назовется ясным
и чистым именем своим.
Сейчас гадать о нем напрасно
и сердца не утешить им.

Сейчас кругом чужие земли,
буруны, вихри, облака,
да на руле, когда мы дремлем,
немого ангела рука. 
   
 


                   ***
Нади, Любочки и Верочки!
Дорогие имена!
В редком доме эти девочки
Не мелькнули! Хоть одна!

Кто, учась любовной грамоте,
С гимназических времен
Не был в Верочку без памяти
Или в Любочку влюблен!

От Хабаровска до Винницы,
От столицы до села
Пол-России именинницей
В сентябре всегда была.

Но теперь у нас на родине
Редки эти имена,
И плохой на них пародией
Запорошена она.

Та - Нинелью, эта - Жанною
Стали девушки подряд.
И на всей Руси (не странно ли!)
То сказалось, говорят.

Словно жребий тот же вынула
Вся страна, и, хмуря бровь,
Вслед за верой Русь покинули
И надежда, и любовь.

Вот стоим перед отчизною
Обокраденной своей...
Ах, когда, откуда сызнова
Эти три вернутся к ней?

Не тогда ль, когда, прозревшая,
Станет девочек опять
Теми милыми, утешными
Именами называть!
   
 



                    ***
Жизнь незаметно, с каждым днем,
Мне всё становится нужнее.
Мы так давно уже вдвоем,.
А вот впервой сроднился с нею.

Так в детстве смотришь, не дивясь,
На статуэтку на камине,
И сердца не волнует вязь
Ее давно знакомых линий.

А после как-нибудь возьмешь
И разглядишь ее прилежней
И подпись Мастера найдешь,
Которой не заметил прежде.

И вот особое с тех пор
Ты видишь в ней очарованье,
И для тебя ее фарфор -
Сладчайшей плоти трепетанье.

С тревогой размеряешь срок,
Что ей отпущен быть твоею,
И мыслишь: как я только мог
Всегда не любоваться ею!

                                                    1956

 


Поэт зарубежья                           
 
Я много молчал и ждал
То верил, а то не верил
Я словно всю жизнь стоял
У плотно закрытой двери.

Я знал, что за ней ответ
На все, что во мне боролось.
Сквозь щель пробивался свет
И слышался  чей-то голос.

Но я уловить не мог,
Как я не хотел, ни слова.
Таким и в могилу лег -
К нездешнему не готовый.

Так дети порой молчат,
Прислушиваясь напрасно,
Как взрослые говорят
О чем то, для них неясном.

Но вот обернулись к ним,
И что-то должно случиться.
А кончится все одним:
Что спать им пора ложиться.
                                                    1962




                ***
Он живет не в России - это
Неизбывный его удел,
Но он русским живет поэтом
И другим бы - не захотел.

Пусть доходят всего лишь строчки
До запретной его страны -
Эти порванные листочки
И желанны там и нужны.

Их заучивают с опаской,
Переписывают тайком.
Их берут как ребенок сказку
В свой, замученный явью, дом.

Пусть сжигают в печи казенной
Неугодливые стихи,
Пусть свирепо и неуклонно
Обличаются их "грехи"  -

Перебродит, перетомится,
Отстрадает моя страна
И обугленную страницу
Прочитает тогда сполна!

                                           1973




          Родине                 

Между нами - двери и засовы,
Но в моей скитальческой судьбе
Я служу тебе высоким словом.
На чужбине я служу - тебе.
Я сейчас не мил тебе, не нужен,
И пускай бездомные года
Все петлю затягивают туже -
Ты со мной везде и навсегда.
Душное минует лихолетье,
Милая протянется рука...
Я через моря, через столетья
Возвращусь к тебе издалека.
Не спрошу тебя и не отвечу,
Лишь прильну к любимому плечу
И за этот миг, за эту встречу,
Задыхаясь все тебе прощу.




             ***
Пусть иной из поэтов
Что затворник живет,
В одиночестве этом
О себе лишь поет.

Никогда одиночкой
Не останется он,
В ком-то, строчка за строчкой,
Он всегда отражен.

Вот и бродят по свету,
От души до души,
Из копилки поэта
Золотые гроши.

И поэту известно,
Что он чей-то двойник,
Что он в ком-то безвестном
Повторённым возник.

И награда поэту
За творимое им
В том, что где-нибудь это
Пригодится другим.

                                                   1975



                     
                   ***
С каждым изменением названия
Что-то милое идет на слом.
Город Пушкин у меня в сознании
Царским не становится Селом.

Петроград с его тяжелой тризною
Петербургу нашему не брат
И уже совсем зловещим призраком
Нынешний маячит Ленинград.

А за ним пришло на память множество
Оскверненных сёл и городов -
Жалкое словесное убожество,
Повторенье омертвелых слов.            

Вновь и вновь шагами молча мерю я
Кладбище погубленных имен.
Что же: примириться мне с потерею
Или мертвый будет воскрешён?

Может быть в часовне, за околицей,
Где-нибудь в олонецкой глуши,
Сам Господь наш за Россию молится,
За спасение ее души!
                                                               1976

 



Сон о казненном поэте
 
Повторенье омертвелых слов.            
- Это он! С кем хочешь я поспорю!
Видишь, вот идет он впереди
С неизбывной мукою во взоре,
С неостывшей пулею в груди!

- Он же умер! Он уже не может
Услыхать слова твоей любви!
Никакое чудо не поможет!
Не ищи его и не зови!

- Нет! Скорее! Мы его догоним!
Я клянусь тебе! Мы добежим!



Как года - мгновения погони.
Год еще - и поравнялись с ним.

Страшно заглянуть за эти плечи…
Может быть, всё это только сон?!
Оглянулся - и свершилась встреча
И сомнений нет, что это он.

Серый глаз струит холодный пламень,
Узкий шрам белеет вдоль щеки…
Наш учитель! Вот ты снова с нами!
Отзовись! Коснись моей руки!

Но запачканные кровью губы
Ничего не вымолвили мне.
Только вдруг серебряные трубы
В солнечной пропели вышине,

Рыжегривые заржали кони,
И рванули ввысь, и понесли,
И уже не слышен шум погони
С убегающей назад земли.

Только бездны, вихри и просторы,
Звездные озера и сады,
И внезапно - старой сикоморы
Ствол корявый у скупой воды.

След звериный вьется к водопою,
Заунывная звенит зурна…
Только бы остаться здесь с тобою,
Эту радость всю испить до дна!

Но стираются черты и звуки,
Миг еще - и на сухой траве
Судорогой сведенные руки…
Окрик парохода на Неве…

Люди молча топчутся у ямы,
Раздается мерный лязг лопат,
А вдали угрюмыми домами
Щерится притихший Петроград…

Прошлое! Оно таким мне снится,
Как его увидеть довелось:
Белою, бессмертною страницей,
Пулею простреленной насквозь!

Из сборника "Образ Гумилёва в советской и эмигрантской поэзии". 
(Стихотворение посвящено памяти Николая Гумилева).

Дата публикации: 08.09.2010,   Прочитано: 9221 раз
· Главная · О Рудольфе Штейнере · Содержание GA · Русский архив GA · Каталог авторов · Anthropos · Глоссарий ·

Рейтинг SunHome.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Вопросы по содержанию сайта (Fragen, Anregungen)
Открытие страницы: 0.08 секунды