Дмитриева Елизавета (Черубина де Габриак) (1887-1928) Стихотворения 1906-1910 гг
Слава моя не стареет,
Лук мой крепок в руке моей.
Внимали мне, и ожидали,
И безмолвствовали...
(Книга Иова, 29; 20-21)
Смерть и Время царят на земле.
Ты владыками их не зови.
Все, кружась, исчезает во мгле.
Неподвижно лишь Солнце Любви.
Владимир Соловьев.
* * *
Схоронили сказку у прибрежья моря
В чистом, золотистом тающем песке...
Схоронили сказку у прибрежья моря
Вдалеке...
И могилу сказки скоро смоют волны
Поцелуем нежным, тихим, как во сне...
И могилу сказки скоро смоют волны
В глубине...
Больно, больно плакать над могилой сказки,
Потому что сердце умирает в ней...
Больно, больно плакать над могилой сказки,
Не своей...
1906-1909
* * *
Душа, как инфанты
Поблекший портрет...
В короне брильянты,
А счастья все нет!
Склоненные гранды,
Почтительный свет...
Огни и гирлянды,
А принца все нет!
Шлют сватов с Востока,
И нужен ответ...
А сердце далеко,
А принца все нет!..
Душа, как инфанта
Изысканных лет...
Есть капля таланта,
А счастья все нет!..
1906
ПАРОДИИ
Май
Здесь по камням стучат извозчики,
В окошке женщины поют.
В квартирах спрятались разносчики,
По небу облака плывут...
И в этот вечер серо-матовый,
Когда часы на школе бьют,
В окне блистает глаз агатовый,
И дико женщины поют.
О страсти и плаще разорванном,
О поцелуях красных уст.
И песней начатой, оборванной
Так странен крик, а вечер пуст.
8 мая 1907
М. Кузмину
I
Шуршали сестры...
Облака так пестры.
На рояли - братья,
Открой для них объятья.
Мышь скрипит под полом.
Ты мне дорог и в виде голом.
II
Что Вы предпочитаете: шабли
Или сан-жюльен или нюи.
Войдут лакеи -
Рубь не жалею,
И дам швейцару
Пятачков с пару.
В тихий вечер марта
Пойдем слушать Моцарта.
Дома сестры и братья.
Открой же мне объятья!
Октябрь, 1907
Из Сологуба
Целуйте без мамаши
Вы милых дев,
Широкие гамаши
На них надев.
Целуйте без супруга
Вы милых жен, -
Почетный титул друга
Вам заслужен.
Целуйте осторожно
Вы матерей...
И, ежели возможно,
То без детей.
1907
Из А. Блока
Я насадил свой светлый рай
И оградил высоким тыном,
И за ограду невзначай
Приходит мать за керосином.
"Сын милый, где ты?" Тишина.
Над частым тыном солнце греет.
- "Меня никто не пожалеет,
Я с керосином здесь одна".
И медленно обходит мать
Мои сады, мои заветы.
- "Ведь пережарятся котлеты.
Пора белье мне выжимать!"
Все тихо. Знает ли она,
Что сердце зреет за оградой,
И что котлет тому не надо,
Кто выпил райского вина.
1907
* * *
В нежданно рассказанной сказке
Вдруг вспыхнула розами даль.
Но сердце при первой же ласке
Разбилось, как хрупкий хрусталь.
И бедного сердца осколки
Такими колючими стали,
Как будто от острой иголки,
От каждой печали
Сочатся по капелькам кровью,
И все вспоминается вновь...
Зовут это люди любовью...
Какая смешная любовь!
Париж, 1907
* * *
"Когда выпадет снег", - ты сказал и коснулся тревожно
Моих губ, заглушив поцелуем слова.
Значит, счастье - не сон. Оно здесь. Оно будет возможно,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег. А пока пусть во взоре томящем
Затаится, замолкнет ненужный порыв.
Мой любимый! Все будет жемчужно-блестящим,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег, и как будто опустятся ниже
Голубые края голубых облаков, -
И я стану тебе, может быть, и дороже, и ближе,
Когда выпадет снег.
Париж, 1907
* * *
Мое сердце - словно чаша
Горького вина,
Оттого, что встреча наша
Не полна.
Я на всех путях сбирала
Для тебя цветы,
Но цветы мои так мало
Видишь ты.
И венок, венок мой бедный
Ты уж сам порви!
Посмотри, какой он бледный
Без любви.
Надломилось, полно кровью
Сердце, как стекло.
Все оно одной любовью
Истекло.
Париж, 1907
* * *
Вы на полу, а я на стуле.
О, к Вам приблизится могу ли?
И если я и сяду ниже,
Скажите, буду ль я Вам ближе?
И если Вас я поцелую,
Скажите, что тем заслужу я?
И если Вас обнять посмею,
Скажите, будет ли мне в шею?
И если обниму Вас с лаской,
То не окончится ль все таской?
Вы на полу. Я все на стуле.
О, к Вам приблизится дерзнули?
1907
ДОМ № 47
посвящ. Майе
Вы не знали, не знали, куда Вы ходили,
Для чего Вы иззябли, измокли.
Вас не даром по улицам долго водили,
И не даром здесь пестрые стекла.
И не даром у матери черные очи,
И на плечи вуаль ниспадает,
И не даром так сумрачен дом до полночи,
А потом в нем огни зажигают.
Не случайно у дочери серое платье,
Ее шея гола не случайно,
И не даром в ее разметавшись кровати,
Непонятные видятся тайны.
У другой не случайно расчесаны косы
И надменна закрытая шея.
Белым днем пусть молчат огневые вопрос!
Ночью ты к ней приди пламенея.
Вы не знали, не знали, что может случиться,
Чистоты Вы не ждали потери.
Скоро, скоро зловещий огонь загорится
И закроют тяжелые двери.
1907-1908
* * *
Ты помнишь высокое небо из звезд?
Ты помнишь, ты знаешь, откуда, -
Ты помнишь, как мы прочитали средь звезд
Закон нашей встречи, как чудо?
И шли века... С другими рядом
Я шла в пыли слепых дорог,
Я не смотрела на Восток
И не искала в небе взглядом
Звезду, твою звезду.
И шли века... Ты был далеко, -
Глаза не видели от слез, -
Но в сердце вместе с болью рос
Завет любви, завет Востока.
Иду к тебе, иду!
Не бойся земли, утонувшей в снегу, -
То белый узор на невесте!
И белые звезды кружатся в снегу,
И звезды спустились. Мы вместе!
1908
* * *
Ветви тонких берез так упруги и гибки
В ноябре, когда лес без одежд!..
Ты к нему приходи без весенней улыбки,
Без ненужных весенних надежд.
Много желтых и ярко-пурпуровых пятен
Создала, облетая, листва...
Шорох ветра в ветвях обнаженных не внятен,
И, желтея, угасла трава.
Но осенние яркие перья заката
Мне дороже, чем лес в серебре...
Почему мое сердце бывает крылато
Лишь в холодном и злом ноябре?
Финляндия, 1908, октябрь.
* * *
Крест на белом перекрестке
Сказочных дорог.
Рассыпает иней блестки
У Христовых ног.
Смотрит ласково Распятый
На сугроб, где белый Пан
Лижет, грустный и мохнатый,
Язвы Божьих ран.
Петербург, 1908
* * *
Ты помнишь старый сад, где ты сказал впервые
Мне про любовь свою в июльский светлый день,
И ветви нежных лип, и сосны молодые
Бросали на песок прерывистую тень.
То был лишь миг один, и скоро он промчался.
Ты руку взял мою, - мы шли с тобой вдвоем, -
И день, июльский день, нам нежно улыбался,
И были мы одни, - ты в сердце был моем.
Ты помнишь старый сад, теперь цветет он снова,
Как некогда он цвел для нас в блаженном сне, -
Но тех забытых слов, слов счастия былого
Ты не повторишь мне.
* * *
Уснул печальный день; там за окном - весна,
Шаги ее опять раздались в тишине;
Я слышу как она стучится у окна
И просится ко мне.
Последний нынче раз ко мне она пришла, -
Моя душа больна мучительной тоской,
А комнаты моей немая тишина
Повисла надо мной.
Она мне говорит, что я давно мертва,
Что мне не возвратить минувшие года,
И что в душе моей весенние слова
Безгласны навсегда.
И не уйдет печаль из потускневших глаз...
Тревожную рукой стучит ко мне весна, -
О, пусть она пришла уже в последний раз,
Мне не открыть окна.
ТРИОЛЕТЫ
Мне тоскливо и грустно от света весны,
И весь день мое сердце болит;
Хоть пушистые вербы тонки и нежны,
Мне тоскливо и грустно от света весны,
И слезами усталые очи полны,
И от муки мой голос дрожит, -
Мне тоскливо и грустно от света весны,
И весь день мое сердце болит.
Ароматной, прозрачной, душистой весной
Мое сердце сковала печаль;
Мое сердце подернулось дымкой густой, -
Ароматной, прозрачной, душистой весной,
И за этою серой прозрачной фатой
Не видна мне встающая даль...
Ароматной, прозрачной, душистой весной
Мое сердце сковала печаль.
И бледны и смешны мои стали мечты
При лучах золотистого дня, -
Для них дали весенние слишком чисты,
И бледны и смешны мои стали мечты,
И увяли они, как зимою цветы,
И замолкнули песни, звеня, -
И бледны и смешны мои стали мечты
При лучах золотистого дня.
Lumen coeli, sancta rosa!*
Иерихонская роза цветет только раз,
Но не все ее видят цветенье:
Ее чудо открыто для набожных глаз,
Для сердец, перешедших сомненье.
Когда сделал Господь человека земли
Сопричастником жизни всемирной,
Эту розу волхвы в Вифлеем принесли
Вместе с ладаном, златом и смирной.
С той поры в декабре, когда ночь зажжена
Немерцающим светом Христовым,
Распускается пламенным цветом она,
Но молитвенным цветом-лиловым...
И с утра неотступная радость во мне:
Если б чудо свершилось сегодня!
Если б сердце сгорело в нетленном огне
До конца, словно роза Господня!
До 1910
* Свет небес, святая роза! (лат.)
* * *
Когда томилась я от жажды,
Ты воду претворил в вино, -
Но чудо, бывшее однажды,
Опять свершить нам не дано.
Твое вино не опьяняло,
Но горечь мук таилась в нем,
И цвет его был цвет опала -
Ты напоил меня огнем!
1909
* * *
В очаге под грудой пепла
Пляшут огоньки...
Ты от горьких слез ослепла,
Дыма и тоски.
За окном холодной кухни
Плачет серый лес...
Пламя синее, не тухни!
Близок час чудес!
Старой феи, доброй крестной,
Вечна ворожба -
Разгадается несносной
Жизни злой судьба.
В замке снова блещут залы, -
Принц вернется вновь!
Губы - красные кораллы,
А в глазах - любовь.
Этой ночью - все надежды
Ты сожги дотла!
Утром - рваные одежды,
В очаге - зола...
Вместо белых коней - мыши,
Мокрый, серый лес...
Но сейчас - не надо, тише!
Близок час чудес!
1909
* * *
Тихо звезды горят. Все уснуло в снегу.
Спят деревья в одежде блестящей,
В этот вечер тебя я забыть не могу
И полна я тоскою щемящей.
Не осталося грез, мне создавших весну,
Они вместе с тобою далеко,
Ты ушла, меня в горе оставив одну,
Но в душе к тебе нету упрека.
Только сердце мне давит, как камень, печаль,
И давно я тоскою томима,
Мне весны устаревшей мучительно жаль,
Жаль мне счастья, прошедшего мимо.
И в окно заглянул бледный луч серебра,
Спят деревья в блестящем уборе...
Позови же меня, дорогая сестра,
Мне одной непосильное горе.
Г. ФОН ГЮНТЕРУ
Дымом в сердце расстелился ладан,
И вручили обруча мне два.
Ах, пока жива,
будет ли запрет их мной разгадан?
Обручем одним из двух старинным
Я сковала левой кисть руки.
Темные венки
суждены избранным, но безвинным.
Кто несет осенние опалы
На руке, как золотистый луч, -
Тот отдаст мне ключ.
тот введет под гулкие порталы.
Обруч мой серебряный, зловещий, -
Мой второй, запретный, - дам ему...
Скоро ли пойму,
был ли ему слышен голос вещий?
Близок ли тот день, когда мы снова
Наши обручи звено в звено замкнем
И когда огнем
напишу я радостное слово?
Петербург, 1909
* * *
Увеличились у Лили шансы
В Академии поэтической.
Ах, ведь раньше мечтой экзотической
Наполнял Гумилев свои стансы.
Но мелодьей теперь эротичной
Зазвучали немецки романсы, -
Ах, нашел он ее симпатичной.
И она оценила Ганса.
Не боясь, он танцует на кратере,
Посылает он ей телеграммы!
"Уезжайте ко мне Вы от матери!"
А у матери в сердце драмы.
Напоив ее "белой сиренью",
Он пророчит ей яркую славу.
Двадцать галстухов падают тенью.
"Уезжаю сегодня в Митаву."
29 ноября 1909
ОТВЕТ НА СОНЕТ
Н. ГУМИЛЕВА
Закрыли путь к некошенным лугам
Темничные, незыблемые стены;
Не видеть мне морских опалов пены,
Не мять полей моим больным ногам.
За окнами не слышать птичий гам,
Как мелкий дождь все дни без перемены,
Моя душа израненной гиены
Тоскует по нездешним вечерам.
По вечерам, когда поет Жар-птица
Сиянием весь воздух распаля,
Когда душа от счастия томится,
Когда во мгле сквозь темные поля,
Как дикая степная кобылица,
От радости вздыхает вся земля...
Петербург, 1909, апрель.
* * *
С. Маковскому
Твои цветы... цветы от друга,
Моей Испании цветы.
Я их замкну чертою круга
Моей безрадостной мечты.
Заворожу печальным взглядом
Двенадцать огненных гвоздик,
Чтоб предо мною с ними рядом
Из мрака образ твой возник.
И я скажу... но нет, не надо,-
Ведь я не знаю тихих слов.
И в этот миг я только рада
Молчанью ласковых цветов.
Коктебель, 1909
КОНЕЦ
С. Маковскому
Милый рыцарь Дамы Черной,
Вы несли цветы учтиво,
Власти призрака покорный,
Вы склонялись молчаливо.
Храбрый рыцарь! Вы дерзнули
Приподнять вуаль мой шпагой...
Гордый мой венец согнули
Перед дерзкою отвагой.
Бедный рыцарь! Нет отгадки,
Ухожу незримой в дали-
Удержали вы в перчатке
Только край моей вуали.
Коктебель, 1909
* * *
В глубоких бороздах ладони
Читаю жизни письмена:
В них путь к Мистической Короне
И плоти мертвой глубина.
В кольце зловещего Сатурна
С моей судьбой сплелась любовь...
Какой уронит жребий урна?
Какой стрелой зажжется кровь?
Падет ли алою росою,
Земным огнем спалив уста?
Иль ляжет белой полосою
Под знаком Розы и Креста?
Коктебель, 1909
ПОРТРЕТ ГРАФИНИ
С. ТОЛСТОЙ
Она задумалась. За парусом фелуки
Следят ее глаза сквозь завесы ресниц.
И подняты наверх сверкающие руки,
Как крылья легких птиц.
Она пришла из моря, где кораллы
Раскинулись на дне, как пламя от костра.
И губы у нес еще так влажно-алы,
И пеною морской пропитана чадра.
И цвет ее одежд синее цвета моря,
В ее чертах сокрыт его глубин родник.
Она сейчас уйдет, волнам мечтою вторя,
Она пришла на миг.
Коктебель, 1909
СОНЕТ
Графу А. Н. Толстому
Сияли облака оттенка роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча
На влажный шелк травы, склонившись у ключа,
Всю нить моей мечты до боли истончая,
Читала я одна, часов не замечая.
А солнце пламенем последнего луча
Огнисто-яркий сноп рубинов расточа,
Спустилось, заревом осенний день венчая.
И пела нежные и тонкие слова
Мне снова каждая поблекшая страница,
В тумане вечера воссоздавая лица
Тех, чьих венков уж нет, но чья любовь жива...
И для меня одной звучали и старом парке
Сонеты строгие Ронсара и Петрарки.
ИСПАНСКИЙ ЗНАК
Он поклонился ей приветно,
Она ж не поклонилась, - нет,
Но знак испанский незаметный
Она дала - графиня Z.
(А рядом с нею был Фернандо,
Испанский юный атташе,
Кругом амуры и гирлянды,
И в них графиня - вся cache.*
Она смотрела sin miedo,"
И как всегда был дерзок он.
Недаром же в квартире деда
Звучал нередко телефон.
Ах, голос на нее похожий!
На Черубину Габриак.
И так в партер из темной ложи
Графиня Z, что с нею схожа,
Ему дала испанский знак.
Ноябрь 1909
* Спрятанная (фр.).
** Без страха (исп.).
* * *
Она ступает без усилья,
Она неслышна, как гроза,
У ней серебряные крылья
И темно-серые глаза.
Ее любовь неотвратима,
В ее касаньях - свежесть сна,
И, проходя с другими мимо,
Меня отметила она.
Не преступлю и не забуду!
Я буду неотступно ждать,
Чтоб смерти радостному чуду
Цветы сладчайшие отдать.
Петербург, 1909
* * *
Серый сумрак бесприютней,
Сердце - горче. Я одна.
Я одна с испанской лютней
У окна.
Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
В зеркалах.
Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты
Голос нежный, голос детский...
Где же ты?
Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле...
Бледный лик больной инфанты
В серой мгле.
Коктебель, 1909
КАНЦОНА
Ах, лик вернейшего из рыцарей Амура
Не создали мне ни певцы Прованса,
Ни Франции бароны,
И голос трубадура
Не рассказал в мелодии романса,
Кто бога стрел всех строже чтил законы,
Кто знал любви уклоны!
Ах, все почти грешили перед богом,
Прося его о многом,
Ища наград своей любви за что-то...
Но был один - он, страстью пламенея,
Сам создал сновиденья,
Он никогда не ведал искушенья!
И лик любви - есть образ Дон Кихота,
И лик мечты - есть образ Дульцинеи.
Петербург, 1910
* * *
Л. П. Брюлловой
Оделся Аден весь зелеными ветвями.
Для милой Франции окончена печаль;
Сегодня отдала ей голубая даль
Любимых сыновей, не сломленных врагами.
Суровые идут, закованные в сталь,
Бароны Франции блестящими рядами,
И помнят их сердца за медными щитами
И пьяный бред побед, и грустный Ронсеваль.
Средь радостной толпы у светлого дворца
Стоит красавица близ мраморного входа,
То-гордость Франции - задумчивая Ода.
Но алый сок гранат сбежал с ее лица,
Упала на песок зеленая гирлянда...
Меж пэров Франции нет рыцаря Роланда.
Петербург, 1910
МОЕЙ ОДНОЙ
Л. П. Брюлловой
Есть два креста-то два креста печали,
Из семигранных горных хрусталей.
Один из них и ярче, и алей,
А на другом лучи гореть устали.
Один из них в оправе темной стали,
И в серебре - другой. О, если можешь, слей
Два голоса в душе твоей смелей,
Пока еще они не отзвучали.
Пусть бледные лучи приимут страсть,
И алый блеск коснется белых лилий;
Пусть на твоем пути не будет вех.
Когда берем, как тяжкий подвиг, грех,
Мы от него отымем этим власть, -
Мы два креста в один чудесно слили.
Петербург, День "Всех мертвых",
2 ноября 1910
САВОНАРОЛА
Его египетские губы
Замкнули древние мечты,
И повелительны и грубы
Лица жестокого черты.
И цвета синих виноградин
Огонь его тяжелых глаз,
Он в темноте глубоких впадин
Истлел, померк, но не погас.
В нем правый гнев рокочет глухо,
И жечь сердца ему дано:
На нем клеймо Святого Духа -
Тонзуры белое пятно...
Мне сладко, силой силу меря,
Заставить жить его уста
И в беспощадном лике зверя
Провидеть грозный лик Христа.
* * *
Парк исполнен лени,
уронили тени
белые сирени
в бреду.
На скамье из дерна
жду тебя покорно.
Пруд дробит узорно
звезду...
Долго ждать не ново,
ты не сдержишь слова...
Все же завтра снова
приду.
1910
* * *
Ты в зеркало смотри,
смотри, не отрываясь,
там не твои черты,
там в зеркале живая,
другая ты.
...Молчи, не говори...
Смотри, смотри, частицы зла и страха,
сверкающая ложь
твой образ создали из праха,
и ты живешь.
И ты живешь, не шевелись и слушай:
там в зеркале, на дне -
подводный сад, жемчужные цветы...
О, не гляди назад,
здесь дни твои пусты,
здесь все твое разрушат,
ты в зеркале живи.
Здесь только ложь, здесь только
призрак плоти,
на миг зажжет алмазы в водомете
случайный луч...
Любовь. - Здесь нет любви,
не мучь себя, не мучь,
смотри не отрываясь,
ты в зеркале - живая,
не здесь...
Lumen coeli, sancta rosa!*
Иерихонская роза цветет только раз,
Но не все ее видят цветенье:
Ее чудо открыто для набожных глаз,
Для сердец, перешедших сомненье.
Когда сделал Господь человека земли
Сопричастником жизни всемирной,
Эту розу волхвы в Вифлеем принесли
Вместе с ладаном, златом и смирной.
С той поры в декабре, когда ночь зажжена
Немерцающим светом Христовым,
Распускается пламенным цветом она,
Но молитвенным цветом-лиловым...
И с утра неотступная радость во мне:
Если б чудо свершилось сегодня!
Если б сердце сгорело в нетленном огне
До конца, словно роза Господня!
До 1910
* Свет небес, святая роза! (лат.)
Дата публикации: 30.09.2010, Прочитано: 6348 раз |