1282. “Размышлять о счастье людей начали еще утописты: Бэкон, Томас Мор и т. д. И так это развивалось далее в различных социалистических программах, возникших на Западе! ... Все это, включая и революционную идею свободы, и социалистические идеи XIX века, свой практический идеал видит в счастье. Если же мы обратимся на Восток ... то хотя бы еще и вначале, но мы найдем там совершенно отчетливо следующее: как на Западе ищут счастья, так там — спасения, внутреннего освобождения человека. Так имеется род тоски по познанию того, как жизнь души может развиваться после победы над телом". "Эрнст Ренан рассматривает, можно сказать, только Иисуса (см. его "Жизнь Иисуса"). Соловьев рассма­тривает только Христа. У Ренана Иисус становится просто человеком, можно даже сказать, слишком челове­ком. У Соловьева человеческое теряется полностью. Соловьев постоянно ищет восхождения в высшие миры, когда рассматривает Христа, и он говорит при этом лишь о морально-духовной действенности и импульсах. Все переносится в спиритуальную сферу. Христос у Соловьева не земной, хотя Свою деятельность Он на­правляет в земное. В середине стоит Давид Фридрих Штраус. ... Он не отрицает Иисуса, он признает, что такая личность жила, какой ее только и рассматривает Ренан. Но этот Иисус имеет для Давида Фридриха Штрауса значение лишь постольку, поскольку в нем всплывает идеал всего человечества. Через Штрауса всплывает все то, что люди измыслили и предчувствовали в мифах всех времен. Что жило в образовании мифов как идея всеобщечеловеческого — это выступило в Иисусе. Штраус рассматривает не земную жизнь Иисуса. В противоположность Ренану не она для него главное. Он рассматривает земную жизнь Иисуса как средство для того, чтобы найти, как в тот момент, когда выступает Иисус, человечество испытывает потребность соединить воедино все мифы и идеалы всеобщечеловеческого, существовавшие когда-либо в раз­витии. У Штрауса мы находим в некотором роде лишь идею Иисуса, соединенную с идеей Христа. Таким образом, у Ренана Иисус личен и историчен; у Соловьева Христос сверхличен, но индивидуален и сверхисторичен. Сверхличен, но индивидуален Он потому, что является завершенным в Себе Существом. Как человек являет­ся физически завершенной личностью, так Христос у Соловьева является живущей как в духовном мире, так и в земном круге Личностью, т. е. Он сверхличен; Он сверхисторичен, поскольку Он не жил среди историче­ских личностей, как Иисус у Ренана, но вступил в историю иначе, сверхисторично. Всякая личность, на­деленная физ. телом, может быть понята исторически, но только не Христос, Который жил в физическом теле лишь для того, чтобы затем постоянно жить вместе с Землей, но сверхисторически направлять Землю Своими Импульсами. Посередине находится рассмотрение Штрауса, который не придерживает­ся того взгляда, что личное у Христа Иисуса нуждается в особом рассмотрении. Его Личность выступает лишь для того, чтобы быть некой точкой концентрации для рассеянных у всех народов мифов, говорящих подобным образом о Спасителе. ... у Штрауса Христос неличностно-личностен. ... личность существует, но при рассмотрении не в ней видится главная ценность". “Не из наблюдения природы, а из мальтузианства взял Дарвин свой принцип борьбы за существование". Если составить гороскоп того момента, когда идея полезности (дарвинизм) впала в сильнейший кри­зис, то это будет моментом рождения Блаватской. Через нее духовный мир хотел явить принцип, противоположный дарвинистическому. Оккультизм всегда выступает фронтом против принципа полезности. “На Востоке этот фронт против идеи борьбы за существование научно развили русские исследователи, чью усердную духовную работу затем свел в свою книгу Кропоткин (1842-1921); ее необходимо прочесть ("Всесторонняя помощь в развитии"). Те виды развиваются лучше, внутри которых существует взаимопомощь.



171(10)